Коммодор

У театра уже сидел в седлах гусарский конвой, а рядом два грума держали под уздцы еще двух лошадей, и Хорнблауэр внезапно понял, что ему придется ехать верхом в полной парадной форме. Правда, теперь это уже не внушало ему такого беспокойства как раньше — Хорнблауэр с удовольствием подумал о нескольких дюжинах запасных шелковых чулок, которые дожидались его на «Несравненном». Эссен взобрался на свою лошадь и Хорнблауэр последовал его примеру. Яркая полная луна освещала площадь когда они, в сопровождении эскорта, скакали по вымощенным булыжником улицам. Поворот, другой, пологий спуск — и они оказались на большом наплавном мосту, перекинутого с берега на берег Двины. Понтоны глухо бубнили под ударами лошадиных копыт. На противоположном берегу дорога бежала по вершине холма, возвышавшегося над водой; на его дальнем склоне, усеянного оврагами и запрудами, виднелось множество огней. Здесь Эссен остановился и приказал гусарскому офицеру с половиной эскорта следовать в авангарде маленького отряда.

— Не хочу, чтобы меня подстрелили свои, — объяснил он, — часовые нервничают, так что въезжать в деревню, гарнизон которой только что отбил вражескую атаку так же опасно, как штурмовать батарею.

Хорнблауэр был слишком занят, чтобы слишком задумываться над этой проблемой. Шпага, лента, орденская звезда и треуголка с плюмажем сегодня лишь усугубляли те мучения, которые он обычно испытывал при верховой езде. Он неуклюже болтался в седле и обливался потом, несмотря на прохладную ночь и, как только удавалось освободить руку от поводьев, судорожно хватался за тот предмет своей парадной экипировки, который в данный момент причинял ему наибольшие неудобства.

По пути их часто окликали пикеты, но, вопреки мрачным прогнозам Эссена, ни один из часовых не оказался настолько нервным, чтобы выстрелить. От того места, где они в последний раз они выкрикнули пароль уже была видна церковь Даугавгривы, купола которой чернели на фоне бледного неба. После того, как стих стук копыт, внимание Хорнблауэра привлек новый звук; глухой шум, в котором сливались плач, стоны и предсмертные крики. Часовой пропустил их, и маленький отряд проехал в деревню. По мере того, как они продвигались вперед, стоны усиливались; слева виднелась освещенная факелами площадка, на которую сносили раненных — Хорнблауэр бросил взгляд на обнаженные, извивающиеся в муках тела, разложенные на столах, над которыми в мерцающем свете факелов склонялись врачи, напоминающие инквизиторов. Все поле вокруг было сплошь усеяно корчащимися в агонии и стонущими раненными. И это было лишь местом небольшой стычки передовых отрядов, после которой с обоих сторон осталось по несколько сотен раненых.

Они спешились у дверей церкви и Эссен первым прошел вперед, ответив на приветствие бородатых гренадеров у дверей. Пламя свечей казалось особенно ярким среди окружающего сумрака. За столом сидело несколько офицеров и пили чай из посвистывающего рядом самовара. Они встали при входе губернатора и Эссен представил присутствующих.

— Генерал Дибич, полковник фон Клаузевиц — коммодор сэр Хорнблауэр.

Дибич был поляком, Клаузевиц немцем — прусским перебежчиком, о котором Хорнблауэр ранее слышал, как об умном офицере, решившем, что подлинный патриотизм состоит в том, чтобы сражаться с Бонапартом, вне зависимости от того, на чьей стороне в настоящий момент сражается Пруссия. Они докладывали по-французски. При восходе луны противник попытался внезапно атаковать деревню, но получил кровавый отпор. Были взяты пленные; некоторые из них были захвачены в домах на окраине, отрезанные от своих главных сил контратакой обороняющихся, другие же пленные из различных частей попали в руки к русским в разных местах на подступах к Даугавгриве.

— Их как раз допросили, сэр, — добавил Дибич. Хорнблауэр вдруг почувствовал, что пленным, которых допрашивают в штабе генерала Дибича, приходится нелегко.

— И сведения весьма интересны, — добавил Клаузевиц, разворачивая лист с пометками. Каждого из пленных спрашивали о том, из какого он батальона, сколько человек было в нем, сколько батальонов в полку, какой бригаде, дивизии и армейскому корпусу они принадлежат. Теперь Клаузевиц мог полностью воссоздать организацию французской части атакующих сил и довольно точно оценить их численность.

— Мы уже знаем силы прусского корпуса, — заметил Эссен и на минуту воцарилась неловкое молчание; каждый избегал встречаться глазами со взглядом Клаузевица, поскольку именно он принес эту информацию.

— До рассвета остается только с полчаса, сэр, — вмешался Дибич, проявляя больше такта, нежели того можно было ожидать от человека с его внешностью, — вы подниметесь под купол, чтобы осмотреть позицию?