Коммуналка (СИ)

— А… нет, спасибо, я сама, — наконец улыбнулась Лена, и из-за её улыбки глаза необычно глубокого серого оттенка будто осветились изнутри.

— Сын плачет, давай я пойду к нему, — предложила Галя и, не дожидаясь согласия, зашла в комнату.

Лена некоторое время смотрела на раскрытую дверь, потом быстро выключила суп и поспешила следом за красивой девушкой, которая жила в 21 комнате и звалась Галиной.

Комната№ 26 была большая и квадратная. Недавно, перед продажей, здесь сделали ремонт, и теперь стены украшали обои нежно-розового цвета с цветами по диагонали; на полу — новые крашеные доски, два больших окна завешаны ажурными занавесками. Мебели мало: диван, стол в углу слева, холодильник, над ним полки для посуды и кухонной утвари, два стула, старая стенка, привезённая из предыдущей квартиры, и узкая кровать девушки, стоящая рядом с детской кроваткой. Вот и вся обстановка. Никаких ковров и картин — ничего лишнего. Но зато чисто — это было заметно. До них здесь долго жил старик, таскавший с помойки всякую дрянь, и родственники после его смерти вывезли самосвал мусора, чтобы освободить комнату. Потом сделали ремонт, и сейчас эти стены узнать было нельзя. Светло, чисто и свежо.

Ребёнок стоял в кроватке весь мокрый, зарёванный, и в который раз Галя, глядя на него, пожалела дитя. Его воспринимали, как прокажённого, за глаза называли уродом, блаженным и бог знает как ещё, но она к нему относилась по-другому. Ей почему-то хотелось прижать к себе этого ребёнка, погладить по головке, поцеловать эти раскосые глазёнки. Он был ангел, оказавшийся среди людей.

Девушка подошла к кроватке, достала плачущее создание и обняла. Следом в комнату вбежала мать, но Лёша, так звали мальчика, уже затих. Он заинтересованно смотрел на тётю и не плакал, а стал остервенело сосать большой палец левой руки. В этот момент Галя не поверила бы, что он неполноценный, так внимательно и умно он смотрел.

— Посадите его сюда, — попросила Лена, наливая суп в тарелку.

Галя огляделась и увидела обычный стул, на который указывала мать. Никакого специального стульчика для кормления и в помине не было.

— Он уписался, — сказала она.

Лена охнула и стала быстро доставать чистые колготки для малыша из шкафа. Галя держала на руках мальчика, и успела быстро скользнуть взглядом по матери. Она была чуть выше среднего роста, очень худой и сутулой. Фигура под просторным старым халатом не просматривалась, похоже, её не было вообще. Только тонкие щиколотки намекали о стройных красивых ногах. Русые волосы она туго заплетала в косу, доходившую до середины спины. Лицо бледное, никакой косметики, глаза постоянно припухшие — то ли от частых слёз, то ли из-за хронически бессонных ночей. Красавицей её назвать нельзя, но эти серые глаза можно было бы оценить высоко.

Лена быстро переодела мальчика и подняла голову на Галю: — Вы идите, вам же надо с невестой быть.

Галя будто очнулась, наблюдая за привычными действиями женщины. Лена даже быстро чмокнула малыша в головку, совершенно не замечая этого за собой — этот привычный жест всё сказал Гале о ней, как о матери. Да, ей тяжело, но Алёша её ребёнок, и нести этот крест ей до конца, даря ему любовь и ласку.

Девушка попятилась к двери и уже на выходе столкнулась с кем-то.

— Извините, — пробормотала она, скрестившись с неприязненными, густо накрашенными глазами. В комнату влетела мама Лены — бабушка Алёши. Но по её цветущему молодому виду так сказать было нельзя.

— Осторожнее, — процедила она и захлопнула за собой дверь в комнату. Из-за двери послышался раздражённый окрик… Лена что-то спокойно отвечала.

В коридор с улицы хлынули люди и почти сразу послышались гудки свадебного кортежа. Юрка всё-таки приехал за Настей, зря переживала.

Выкуп прошёл за пять минут, молодые опаздывали, и на самом деле счастливая невеста укатила в ЗАГС вместе с женихом, уже и позабыв о своих невесёлых думах насчёт конца жизни.

Застолье началось через два часа, когда молодёжь покаталась по городу и вернулась в коммуналку. Столы были накрыты как в комнате Василисы Мартыновны — 27-й, так и в комнатах напротив — 23 и 24, соединяясь в общем коридоре и кухне. Обидно не было никому, еды наготовлено много, выпивки тоже хватало, и все веселились от души. К вечеру, когда прошли дары, стали плясать под игру подвыпившего гармониста.

Мама Лены, Нина Ивановна, танцевала всё время с усатым женатым мужчиной, дядей жениха, которому было наплевать на нервные взгляды жены. Первый раз они пропали на полчаса — вышли «покурить», но никто на улице их не видел. Второй раз жена заметила их манёвры к выходу и решила пойти следом.