Коммунальная на Социалистической

Назавтра была суббота. По субботам взрослое население Квартиры вполне могло позволить себе лишние минуты сна. А вот дети были лишены подобной привилегии. Школу никто не отменял, поэтому и родители безропотно поднимались рано утром, чтобы обеспечить дорогих чад завтраком и необходимыми наставлениями. Всё шло по заведённому порядку.

С вечера Митины, как обычно, завели будильник, по мощности звука рассчитанный, наверное, на подъём солдатской роты, а не мирных обывателей, и отошли ко сну умиротворённые, с чувством выполненного долга.

В свою очередь Пичужкины прежде, чем лечь в постели, включили радио, о чём особо позаботился Лев Эдуардович, памятуя об утреннем скандале. Радио было в полной исправности, что несказанно удивило Раису Лаврентьевну, поскольку улика в виде обрезка провода с вилкой всё ещё находилась там, куда была положена несколько часов назад – в нижнем ящике письменного стола. Ей не хотелось портить лучезарное настроение, установившееся после посещения куафёра и коллективного чаепития, поэтому она отложила расправу за испорченный радиоприёмник на потом. Правда, с кем выяснять отношения, по-прежнему было не очень понятно, да и приёмник уже был в порядке. Так она и уснула, не разрешив своих сомнений.

Субботнее утро началось как всегда – под звуки гимна, двойной стук магазинных ящиков, ор будильника и бравурные позывные «Пионерской зорьки». Пичужкины и Митины приступили к простым ежедневным делам, первыми и главными из которых были: разбудить, умыть, одеть, накормить, выставить в школу отпрысков. После суеты вокруг умывальника, столов и гардеробов взрослые смогли заняться собой. Женщины, посудавчив немного о вчершних посиделках, разошлись по комнатам наносить макияж и планировать дневные мероприятия. Ростислав Петрович отправился досыпать. Лев Эдуардович – пить кофе и, как он любил говорить, «изучать современную обстановку посредством печатного слова», то есть читать газеты «Известия, «Правда» и «Труд». Именно в таком порядке. Он уважал «Известия», считая публикуемую там информацию жизненной и достоверной, но и «Правду» как член партии не игнорировал. «Труд» больше любил за заметки, вроде «Конец мифа об индейцах-гигантах». Иногда, конечно, и в его «правоверную» голову закрадывались сомнения. Вот пишут, предположим, «ткачиха Имярек перевыполнила план на триста процентов». Вопрос: что же это за план такой, что его можно перевыполнить в три раза? И какого качества продукция получится у этой «стахановки»? Уважавшая интересы мужа Раиса, всё же иногда позволяла себе подтрунивать над Лёвушкой и цитировать анекдоты, за которые, к счастью, уже не сажали. Где она их слышала, откуда добывала, будучи домохозяйкой и редко общаясь с немногочисленными подругами, было тайной за семью печатями. Вряд ли в очереди за дефицитом люди делились крамольными высказываниями, да и прочие общественные места не располагали к подобным шуткам. Анекдоты витали в воздухе? Кто знает…

Этим утром, по-прежнему пребывая в хорошем настроении, она, глядя в пространство, с серьёзным видом произнесла:

– Знаешь, в один колхоз приехали журналисты брать интервью у доярки – передовика производства…

Лев Эдуардович оторвался от чтения под чашку кофе и воззрился на жену, чувствуя подвох:

– И?

– Ну и спрашивают, сколько молока может дать её корова за день…

– И?

– Доярка отвечает: тридцать литров…

– ???

– Журналисты: а сорок может? Отвечает: может. Журналисты: а пятьдесят? Отвечает: может. Журналисты: а сто пятьдесят?..

– ???

– Доярка говорит: может… НО БУДЕТ ОДНА ВОДА!

– Раиса! Опять ты за своё! – Лев Эдурдович сделал грозное лицо. – Всё тебе хиханьки. Ещё несколько лет назад тебя бы за сто первый километр сослали! – и сам же не устоял, улыбнулся.

Раиса засмеялась, поцеловала мужа в макушку и вышла из комнаты.

В коридоре она наткнулась на Вольскую, которая выглядела непривычно невыспавшейся, даже усталой в столь ранний час, с какими-то пакетиками в руках. При ближайшем рассмотрении содержимое пакетиков оказалось кусочками батона за двадцать пять копеек, вологодского сливочного масла по три восемьдесят и докторской колбасы по два тридцать за килограмм. Женщины поздоровались, и Пичужкина, подумав «не экономит наша поэтесса на питании», не удержалась от вопроса:

– Елизавета Марковна, Вы себя хорошо чувствуете? Что-то Вы неважно выглядите.

– Я, Раиса Лаврентьевна, чувствую себя хорошо, а выгляжу, как человек, который глаз не сомкнул всю ночь. Сама виновата. Век живи… – со вздохом ответила Елизавета.

– Простите за бестактность, – сказала Раиса и тут же задала новый вопрос. – А кто это ночью в дверь звонил? Я слышала два звонка, – она деликатно не упомянула, кому гости звонят дважды.