Коммунальная опера

Трамваи по деревне не ходили. Клюев ни одного не видел. Зато ходил трактор. Спереди к трактору был приделан портрет человека в специальной одежде, которая на местном языке называлась «френчем». Кто это такой на портрете, в разных концах деревни думали не одинаково. В дальнем конце думали, что это – адмирал Колчак, а в ближнем – его величество ефрейтор Ворошилов. Некоторые были другого мнения. Они утверждали, что Ворошилов был в другом звании. Как военный начальник с шашкой наголо.

Словом, впечатлений на природе оказалось такое море, которое размерами напоминало воздух. Не тот, которым все мы дышим, а тот, в котором вечно пахнет грозой.

Одевался в деревне Клюев празднично. В длинных и красивых черных трусах из сатина, он своими худыми ногами любил попылить на большой деревенской дороге. При этом кричал: «Вперед, пионеры! Взлетим выше солнца!» И кто-нибудь из-за забора, на котором на кольях располагалось много всякой деревенской всячины, ему кричал: «Не ори, политический!» На это Клюев не обижался, но шел гулять куда-нибудь в глушь.

Жил он у родственников. В их доме было очень чисто. В тазу, стоявшем на скамейке, лежали яблоки, красные и желтые, а на стене висели цветные фотографии молодого военного и его жены. В углу стояли сапоги, и кто-нибудь на большой кровати спал, длинный и шумный во сне… Родственники почти не пили. А если и пили, то не так, как в городе, а более весело и все больше мутную жидкость из огромной бутылки… Иногда ночью Клюев просыпался – кого-то тяжко били об крыльцо. На следующую ночь он снова просыпался – кого-то били об плетень. Были и другие ночи. Без драк, отчаянно темные и с таинственными вздохами неизвестной машины.

Днем Клюев часто купался. Нигде еще он так хорошо и часто не купался, как в этой деревне, в заросшем пруду с лягушками и жуками-водомерами. Говорили, что ночью на берегу этого пруда танцуют раздетые девушки, заманивающие людей на самое дно жизни. Клюеву хотелось взглянуть, что это за жизнь за такая на дне. Однажды ночью он пробрался на берег и увидел там человек десять голых девушек, среди которых танцевал вполне одетый мужчина, о котором по деревне ходили слухи, что он из области. После выяснилось, что это имел место праздник на природе – в честь присвоения области имени ефрейтора Ворошилова.

Так что почти сказочная жизнь окружала Клюева, и он всему верил.

Верил он и тому, что рассказывал ему Сергей, добротный деревенский человек. С ним он завел дружбу. Годами этот Сергей был старше Клюева. В тяжелую деревенскую жару, когда звенел окружающий воздух, он носил громоздкие сапоги и серую бесформенную кепку. Еще он много курил, солидно ругался и мотивировал свой костюм известной традицией одеваться по зову предков.

– Ты чего думаешь, – бывало, выйдя из своего сарая, говорил Клюеву этот Сергей, – у нас тут еще в гражданскую так ходили и в период коллективизации, а после и в период сражения с гитлеризмом. Я к сапожищам целиком привык. Меня из них оглоблей не вышибешь.

Клюев уже знал, что такое оглобля, а потому и соглашался с тем, что говорил ему Сергей.

В чемодане, с которым он приехал в деревню, он вместе с трусами, майками и зубным порошком привез несколько книг. Бог весть, что это были за книги и зачем он их привез. Может быть, опять задание на лето, а там кто его знает… По крайней мере, вскоре он почти разучился читать, хотя и помнил наизусть почти всего любимого им Шекспира, и решил подарить книги Сергею. Он прямо так и сказал:

– Да на, бери. Мне моя мама еще, знаешь, сколько таких накупит.

Снова был день. Они сидели на пруду. В голубом небе над ними летали птицы. Сергей, опустив один сапог в воду и болтая им, говорил, что хочет выучиться на ассенизатора и что это нормальная работа, потому что все равно кому-то надо возить дерьмо. Но когда речь зашла об этих книгах, Сергей даже вскочил. Вскочив, он всячески принялся от них отбояриваться. Он подпрыгивал на пруду и непрерывно курил, утверждая, что у них в деревни есть каменная библиотека в бывшей церкви. Книги оттуда давно уже все поперли, но вывеска осталась. Он трижды показал рукой в сторону этой вывески, и Клюев представил себе, как под вывеской сидит человек в стеклянных очках, с большим птичьим носом и думает о том времени, когда была напечатана первая книга…

– Ну, это не та категория, – сказал умно Клюев. – У нас в городе вывесок тоже полно.

– Был я у вас. Видал, как вы там все выё…ваетесь, – сказал Сергей.

– Чего? – не понял Клюев.

– Башками машете, – пояснил Сергей.

– Но я-то не машу, – сказал Клюев.

– Ты не машешь, – согласился Сергей и, осмотрев его снизу до верху, солидно заметил:

– Зато ты по праздникам красного сахарного петуха сосешь!.. И еще солидней добавил:

– У вас там их весь город сосет!

Затем он, не пояснив, откуда он все это знает, громко заговорил про какие-то «городские подачки», называя их еще более грубо, чем Клюев мог предположить, и он решил его дальше не слушать, чтобы не насовать чего-нибудь немелодичного в будущую оперу, которую он все-таки думал когда-нибудь написать и передать по радио.