Мимо плавно проносился каменный парапет Невы, слева приближалась ограда Летнего сада. Опытные таксисты знали, что именно здесь надо чуть прибавить скорость, чтобы машина взлетела на маленьком горбатом мостике через Фонтанку. И тогда на мгновение появится удивительное ощущение, будто что-то обрывается в животе, образуется пустота, а потом, как по команде, взлетает стая бабочек и крыльями щекочет тебя изнутри. Дыхание останавливается, бабочки замирают, чтобы через миг взлететь опять на следующем мостике – через Лебяжью канавку. Но ты уже готов, заранее поджимаешь ноги и задерживаешь дыхание, и от этого второй прыжок в воздух не такой свободный и яркий, как первый, хотя все-таки тоже полет. Даже частые поездки по набережной не уменьшают остроты ощущений, а уж новички всегда визжат и хватают за руки соседей. Таксисты снисходительно улыбаются и снижают скорость.
Коля глянул на меня в зеркало заднего вида и придавил педаль газа, я привычно сгруппировался. Машина оторвалась колесами от небрежной Кутузова, на мгновение зависла в воздухе, потом уверенно приземлилась на все четыре колеса и покатилась дальше уже по Дворцовой набережной.
Эпилог
Я еще не раз вернусь и буду оставаться ночевать на улице Воинова, но уже всегда буду проситься скорее вернуться на проспект Космонавтов, к друзьям и книгам, в свою комнату. Бабушки и дедушки часто приезжали к нам, а я прятался за учебниками и стеснялся, когда они приходили за мной в школу или забирали из секций, я ведь так гордился своей самостоятельностью. Они терпеливо принимали мое эгоистичное взросление.
Спустя годы они все начнут уходить один за одним, а дом на Воинова будет стоять, покорно встречая новых жильцов, которые примутся безжалостно крушить стены и старинные камины в погоне за новыми стандартами. В проемах старых стен появятся новые стеклопакеты, нелепые, как избыток косметики на молодящейся старушке.
Со временем и наша комната перешла посторонним людям. Новые жильцы перекрашивали потолки и лепнину, старательно затирая следы черноплодной рябины на падшем ангеле, но она вновь и вновь проступала на его шкодном лице.
Переклеивались обои на стенах, циклевались и перестилались полы, облицовывался новым кафелем старый камин. А в углу у кухни, под всеми слоями, на куске бордовых обоев с золочеными вензелями навсегда остались отпечатки моих липких от меда рук, которыми я бросил монетку, чтобы однажды вернуться – и только спустя много лет понять, что на самом деле никуда и не уходил.