С 1921 по 1923 год ряды КПК росли, но все же эта партия оставалась очень немногочисленной. Хотя советские лидеры часто повторяли замечание Ленина о том, что «путь в Париж лежит через Пекин и Дели», они видели мало шансов на немедленный успех коммунизма в Китае. Китайская партия была слаба и плохо организована. Китай был разделен между правительством Пекина, гоминдановской организацией Сун Ят-сена в Кантоне и другими провинциальными генеральскими правительствами. Согласно учению Маркса, нужно было какое-то время, пока Китай превратился бы в буржуазное государство, созревшее для пролетарской революции. Агенты Коминтерна и Советов направлялись в Китай для изучения китайской загадки с целью информации советского правительства о том, какая из китайских группировок могла бы наилучшим образом и в течение наибольшего времени удовлетворять советским интересам. Их выбор пал на партию гоминдана. Агенты Коминтерна убеждали китайских коммунистов на их третьем партийном съезде в июне 1923 года, что пока Дучший путь к коммунистическому Китаю—это сотрудничество с гоминданом. Коммунистам советовали объединиться и работать с партией гоминдана. Итак, советское правительство Доверяло и поддерживало гоминдан, а не китайских коммунистов. Такой оставалась официальная партийная линия Москвы с 1923 по 1927 год. Положение китайских коммунистов было Исключительно трудным. С одной стороны, они должны была сохранять свою коммунистическую веру и преданность партии, а с другой — сотрудничать с буржуазными гоминдановскими организациями и пытаться завоевывать в них влияние. В идеологии это означало крайне неприятное балансирование на натянутом канате[5]
. Однако у них не было выбора. Они были слишком слабы, чтобы сопротивляться Москве или бросить ей вызов. С самого начала китайская компартия оказалась не Авангардом азиатского коммунизма, а только пешкой в руках Советов, проводивших свою национальную политику в Китае и на Дальнем Востоке.Не считаясь преимущественно с сельскохозяйственным характером китайской экономики, первые лидеры китайской Коммунистической партии придерживались теоретических позиций ортодоксального марксизма. Как партия коммунисты сосредоточили свои усилия на завоевании лояльности и поддержки немногочисленного класса пролетариев в таких цензах, как Шанхай, Кантон и другие крупные города. Каждый в отдельности они старались утвердиться на влиятельных поСтах в гоминдановской организации. Первоначально они игно Рчровали, а затем и официально осудили деятельность Мао Цзэ-дуна, который в 1925 году взялся за организацию крестьян провинции Хунань. Точка зрения Мао была сформулирована в его докладе Центральному комитету в феврале 1925 года: «Такое руководство бедными крестьянами очень важно. Без крестьянина-бедняка не будет революции. Отвергнуть его — значит отвергнуть революцию»[6]
. И хотя Мао был одним из учредителей КПК, ни партия, ни Москва не одобрили его неортодоксальной веры в китайское крестьянство как силу, способную произвести революции. Таким образом, в 1925 году с точки зрения официальной коммунистической политики в Китае Мао можно было считать еретиком.Следуя ортодоксальной марксистско-ленинской линии, Китайская коммунистическая партия зашла в тупик. К 1926 году стало ясно, что китайский пролетариат слишком малочислен, чтобы стать движущей силой общества, и что китайские рабочие не проявляют интереса к коммунизму. В том же 1926 году коммунистическая политика открытых попыток завоевать влияние в гоминдане вызвала немалое раздражение представителей правого крыла этой партии, возглавляемого Чан Кай-ши, пришедшего к ее руководству в 1925 году после смерти Сун Ят-сепа. В лице Чан Кай-ши коммунисты встретили способного и решительного противника. Он заручился лояльностью и поддержкой не только правого крыла гоминдана, но и гоминдановских вооруженных сил, созданию которых он содействовал, пользуясь помощью и консультацией русских. После марта 1926 года он официально запретил всем коммунистам занимать руководящие посты в гоминдане и приступил к очищению от них своей партии. Русские, поверившие было в дружбу Чана, огорчились, но ничего поделать не могли. Они не хотели компрометировать провозглашенное ими дружественное отношение к азиатским массам открытым вмешательством в китайские дела, которое могло бы напомнить старые царистские методы политики силы.