Коммунистические государства на распутье

Антисталинистский курс Хрущева был весьма неподходящим для чешских и словацких коммунистических лидеров, и некоторые из них симпатизировали Пекину в том, что он защищал сталинистские традиции. Им было нелегко приспособься к тому, как Хрущев применяет ленинизм в новых условиях второй половины нашего века, и отвергнуть более привычную им ортодоксальность китайцев. Тем не менее их крайняя преданность Советскому Союзу позволяла с уверенностью предполагать, что они выберут Москву, а не Пекин, причем сделают это без сомнений и колебаний. Даже если бы Москва настаивала на немедленном и резком разоблачении сталинизма в Праге, вряд ли чехословацкий режим осмелился бы — или пожелал — последовать примеру Тираны, бросившей вызов Советскому Союзу и опершейся на Китай. Однако КПСС даже не намекнула на необходимость немедленных перемен Словацкого внутреннего курса, а, напротив, казалось, была удовлетворена согласием Праги с позицией Советов в их споре с Китаем по внешнеполитическим и идеологическим вопросам. Вот почему в тот период смятение Праги несколько улеглось и предпочтение Москве стало для нее более приемлемым. Однако замешательство, связанное с этим выбором, могло вновь появиться либо под давлением СССР, требующим конформизма, либо же под влиянием внутренних сил, ожидавших перемен после устных нападок руководителей на сталинизм.

Лояльность — или, быть может, раболепие — Праги по отношению к Москве глубоко уходит своими корнями в историю Коммунистической партии Чехословакии[82]. Клемент Готвальд лидер чехословацкого коммунизма с 1929 по 1953 год, оказался в этой роли в значительной мере благодаря Сталину и Коминтерну; он всегда пользовался репутацией преданного приверженца линии Москвы. В течение всей войны Готвальд и работал в Москве, в которой еще и раньше провел несколько лет, и был верным проводником как сектантской тактики эпохи русско-германского пакта, так и политики «народного фронта» после 1941 года. Отметая критику некоторых левых коммунистов Чехии и Словакии, выступавших за немедленный переход к пролетарской революции и диктатуре, Готвальд усвоил советскую доктрину более постепенного приближения к социализму «национальным путем». Это было связано с необходимостью санкционировать довольно существенные демократические свободы и требовало компромиссного сотрудничества с президентом Бенешем и другими коалиционными партиями. Таким образом, пражский режим был не столь уж до конца коммунистическим, какими были режимы в Софии, Бухаресте и Белграде, а после 1947 года даже и в Варшаве и Будапеште. Хотя Готвальд проводил эту политику по приказанию Москвы, его лишь частично «коммунизированная» страна в известной мере представляла собой ахиллесову пяту коммунистического блока, в особенности когда начал развиваться конфликт с Югославией. Проявившаяся в скором времени готовность правительства Готвальда присоединиться к плану Маршалла указала на опасности, могущие возникнуть при отсутствии полного коммунистического контроля.

Все это резко изменилось с захватом коммунистами власти в 1948 году. Одним скачком Чехословакия из довольно отсталого сателлита превратилась в одного из самых передовых со стопроцентным коммунистическим режимом, который имел большую поддержку народных масс, чем режимы большинства других коммунистических стран. В течение следующих пяти лет Чехословакия должна была казаться Москве образцовым союзником, действующим в международных делах в духе полной солидарности с Советским Союзом и быстро двигающимся в направлении полного преобразования чехословацкого общества на советский лад. Во всем коммунистическом блоке никто не провозглашал приоритет КПСС более громогласно, никто не разоблачал югославскую ересь более ядовито, чем Прага.