Резкое выступление писателей против пороков сталинизма и затягивания десталинизации не было таким уж стихийным, ибо сама партия в известной степени подготовила почву для него, приступив к пересмотру политических процессов 50-х годов. Хотя полный отчет о пересмотре появился лишь в конце лета 1963 года, общая тенденция расследования стала известна раньше и, несомненно, побудила критиков дать волю своему скрытому гневу и недовольству. Протест исходил в значительной мере от писателей, в том числе, безусловно, и от коммунистических писателей, но едва ли можно сомневаться, что они выступили как выразители давно подавляемых чувств широких слоев общественности — и некоммунистических, и коммунистических. Равным образом нельзя сомневаться, что эта волна критики вышла из-под контроля партийного аппарата и выплеснулась далеко за пределы официально допустимого. Особенно это можно сказать о речи М. Хиско, произнесенной на съезде словацких журналистов[103]
, где он открыто осудил ведущих деятелей партии, таких, как премьер-министр Широкий и покойный Конецкий, и заявил о непризнании официальных партийных документов 50-х годов, явившихся основой процессов и репрессий. Хиско уделил много внимания тому, что, по его мнению, следует назвать неоправданными нападками на словацкий национализм того времени; он говорил о необходимости исправить самый поход к словацкому вопросу. Как и многие другие писатели, он особенно порицал неспособность исправить последствия культа личности в течение семи лет, прошедших после XX съезда КПСС в 1956 году. Волна критики поднялась так высоко, что потребовалось строжайшее предостережение самого Новотного, сделанное в речи, которую он произнес в Кошице[104]. Оно было направлено не только против Хиско, но и против других, включая редакции газет, опубликовавших его соображения и тем самым вставших на «опасный путь». Разразившись целым потоком других речей и статей, Новотный и его соратники пытались прекратить опасное критическое течение и оправдать все, что уже было сделано партией в области десталинизации.Волна критики, поднявшаяся отчасти из-за действий самой партии, заставила последнюю пойти еще дальше по нежеланному для нее пути десталинизации. Первым признаком этой тенденции было смещение с постов Бацилека и Бруно Колера (это случилось еще в апреле, но было предано огласке лишь шесть недель спустя). Окончательный отчет о процессах[105]
, снявший со всех осужденных обвинения, выдвинутые против них, выходил за пределы всего, на что намека-Лось прежде, и противоречил первоначальным попыткам руководителей умалить значение этого пересмотра. Но даже и теперь некоторые бывшие лидеры не были реабилитированы Полностью в политическом смысле, хотя приговоры, вынесенные им судами, были объявлены лишенными всякого основания. В частности, не получил полной реабилитации Сланский, п также такие видные словаки, как Новомеский и Гусак. Тем не менее отчет, осудивший процессы как сфабрикованные от начала до конца и реабилитировавший многих людей, Казненных или заключенных в тюрьмы в 1953 и 1954 годах, бросал мрачную тень на прошлое партии, включая и поеле-сталинские годы, когда наблюдалось столь длительное сопротивление реабилитации осужденных по этим процессам. Кроме того, отчет дискредитировал режим в плазах народа и Рядовых коммунистов, а также подрывал положение тех руководителей, которые несли ответственность за эти преступления (совершали их или не предотвратили) и все-таки оставались на своих постах. Это подтвердилось в сентябре, когда Широкий был освобожден от должности премьер-министра, а Несколько других видных соратников Готвальда были выведены из состава правительства.Сам Новотный почувствовал приближение бури, и этими своими шагами — он сделал их в значительной мере не добровольно, а под нажимом общественного мнения — укрепил свои позиции, по крайней мере на некоторое время. С помощью новой, сравнительно неизвестной и непроверенной команды он мог теперь продолжать свой курс, во многом оставшийся неизменным, надеясь, что пятна сталинизма уже смыты с его режима. Визит в Москву, предпринятый им в конце года, подтвердил, что он по-прежнему пользуется доверием Хрущева. В нарастающем открытом конфликте между Китаем и Россией чехословацкая партия была всецело и безоговорочно на стороне русских, усиливая в теоретических статьях и речах свои идеологические нападки на позиции китайцев[106]
. В то же время чехословацкий режим продолжал кампанию против инакомыслящих в собственной стране, оправдывая это мнением Хрущева, что сосуществование в области культуры и идей невозможно[107]. Но брожение продолжалось, ведущие литературные органы и деятели продолжали выражать свои мысли в такой форме, которая навлекла на них гнев партии.