Коммунистические государства на распутье

Этому есть немало оправданий. В экономическом отношении обе страны отличались явным преобладанием сельского Хозяйства и индустриальной отсталостью. Их внутренняя политика всегда характеризовалась неустойчивостью, насилием « Неизбежным стремлением к диктатуре. В различные периоды главными основами их внешней политики были экспансионизм и ирредентизм. После 1945 года на обе страны опушился скучный, серый покров сталинизма. Обе начали проводить жесткую внутреннюю политику социализации и индустриализации. В течение многих лет обе считались образцовыми сателлитами Советского Союза, тихими заводями раб-Шва, откуда не доносилось, да и почти не ожидалось ничего Оригинального. Однако теперь эти страны — олицетворение контраста. Одна из них, Румыния, сломала рамки и показывает свой новый и вызывающий облик; другая, Болгария, Словно стараясь усилить контраст, судя по всему, решила, Как никогда прежде быть верной своему стереотипу. Кончает налицо отнюдь не во всех сторонах жизни. Но он .чартерен для наиболее интересного и жизненно важного ас-Рта современного коммунистического мира — отношений с Советским Союзом, а следовательно, и всего вопроса о единое или разладе в коммунизме.

Румыния

После 1945 года несколько раз рушились надежды на то, что в странах Восточной Европы пролетарский интернационализм сможет вытеснить национализм. Последний снова и снова утверждается как сила, господствующая в этом районе. Так было в Югославии, Польше, Венгрии и Албании, то же происходит теперь в Румынии. Однако в Румынии национализм выражается по-иному и, быть может, более интересно, чем в других странах. Его проявление обусловлено различными факторами.

Румынский коммунизм никогда не знал сильной традиции. Многое от этого коммунизма завез сюда Натан Каш еврейский эмигрант из России, который впоследствии под псевдонимом Константин Доброджану-Геря стал, пожалуй-единственным серьезным теоретиком румынских коммунистов. В стране ярого национализма появилось интернационалистское вероучение; оно вдохновлялось из России, страны, которую большинство румын боялось и презирало; многие сторонники нового учения были евреями, разбросанными па стране, отличающейся ярко выраженным антисемитизмом. В промежутке между мировыми войнами румынская коммунистическая партия, вероятно, никогда не насчитывала более 2 тысяч членов. Ее считали не только нерумынской, но даже антирумынской[110].

В 1945 году русские войска навязали Румынии коммунизм. Румынская коммунистическая партия согласилась с присоединением Бессарабии и Северной Буковины к России. Она примирилась с самой откровенной экономической эксплуатацией, которую осуществляли русские сначала в форме открытого грабежа, а затем через пресловутые «совромы»[111]. При поддержке русских войск она быстро закрепила свою власть над деморализованным и замкнувшимся в себе народом. Чтобы увеличить свою жалкую численность, она стала вербовать в свои ряды отбросы общества — бывших фашистов, «железнотвардейцев», карьеристов, оппортунистов, уголовников — и тем самым вызвала еще большую неприязнь народных масс. Даже самая тираническая диктатура, если она вообще способна как-то функционировать, нуждается в поддержке некоторых слоев населения. С этой точки зрения румынская коммунистическая диктатура вряд ли могла начать хуже: в стране царила апатия, не было практически никакой базы для деятельности.

Ее первый шаг на долгом пути к сближению с румынский народом был сделан примерно в 1950 году, когда началась серия чисток. Многие недостойные члены, вступившие в коммунистическую партию сразу после войны, были изгнаны из нее. Партия подверглась радикальному очищению, а в отношении молодого поколения начала проводиться новая политика. Чистки увенчались в 1952 году низвержением подготовленных в Советском Союзе евреев Василе Лука и Анны Паукер. Победу одержали Г. Георгиу-Деж и его «отечественная» группа коммунистов. Эта группа состояла из подлинных румын, которые, несмотря на огромное недоверие к ним в прошлом, а во многих отношениях и теперь, все же были «доморощенными руководителями», понимавшими народ, которым они управляли, и понятные ему[112].