Коммунисты

Наглядевшись на такие дела, Гаспар переменил решение: мы остаемся! Все же он посоветовался с одним приятелем, с Жеромом, хорошим партийным товарищем, человеком зрелым. Они взвесили положение. Лучше сидеть на месте. Тогда Гаспар начал уговаривать соседей: уезжать все равно поздно, лучше отсидеться в погребах! Он убедил почти всех — из их поселка уехало всего-навсего две семьи. Счастливого пути, только далеко не уедете, вернетесь обратно! Ну, скажи на милость, куда они поедут? Полиция и все прочие удирали на Лилль. Не забудьте прислать нам из Англии открытку!

Генерал Гревиль встретил в Фалампене около КП генерала Ла Лоранси, командующего 3-м корпусом. Генерал де Ла Лоранси всего на несколько лет его старше, но Гревиль не сделал такой быстрой карьеры. Они уже давно были знакомы. Гревиль счел долгом дружбы предупредить Ла Лоранси о ходящих на его счет слухах. Что такое? Какие слухи? Какие могут быть слухи при теперешних обстоятельствах! Да, но в штабе армии рассказывают, будто Ла Лоранси сторонник того, чтобы командование группой армий передали не Бланшару, а Горту… Что за ерунда! Кто мог говорить такие глупости? Я писал Бланшару… у меня сохранился черновик.

Если действительно об этом говорят, то возможен только один источник: сам Бланшар. Бланшар, которого он, Ла Лоранси, уже четыре дня умоляет, во избежание недоразумений, поехать к Горту. Но Бланшар, по всей вероятности, считает это ниже своего достоинства… а нелады между тем не прекращаются. Не далее как сегодня утром… Он, Ла Лоранси, только что видел Бланшара, тот пригласил генерала Горта к себе на КП к девяти часам, а сам не желал ехать к генералу Горту. Теперь, когда уже есть официальное подтверждение, что он назначен на место Бийотта, он вызывает Горта к себе. Был у него Горт или нет? Во всяком случае, английские офицеры, которые проходят через Фалампен, не получили никаких указаний относительно французских операций…

— Какой тут может быть разговор о личностях! — сказал генерал Ла Лоранси. В данный момент он был одержим одной мыслью: распределить танки легкой мотодивизии по пехотным частям, чтобы прикрыть их отступление и дать им возможность осуществить смелое движение на Дюнкерк. Он только что был в Лилле, у генерала Приу, преемника Бланшара, и не встретил с его стороны должного понимания…

Гревиль, разумеется, тоже не сторонник такого дробления бронетанковых сил. Уж и так ему пришлось отдать часть своих танков марокканцам. От марокканцев требуют, чтобы они продержались до шести вечера, а их надо было сменить еще в восемь часов утра.

В это время в Фалампен пришли двенадцать санитарных машин. — Вот Ламиран обрадуется, — сказал Гревиль. — Смотрите, сколько ему игрушек пригнали!.. — И, возвращаясь к прерванному разговору, он постарался объяснить Ла Лоранси свой взгляд на использование танков — надо, чтоб они действовали как мощный кулак, у нас же все время допускают одну и ту же ошибку… Учтите, ведь после отхода из Бельгии мы были лишены средств наступления. А все потому, что их захватывали, да, буквально захватывали другие части. Я отлично понимаю точку зрения пехотинцев, но если бы наши бронетанковые силы не были распылены, вейгановский план наступления…

Тут к КП корпуса подъехал мотоциклист, задержавшийся из-за санитарных машин. — Это связист из штаба армии, — сказал Ла Лоранси, и они вместе вошли в дачу, разукрашенную голубыми фаянсовыми медальонами. Время сейчас не такое, чтоб можно было ждать и не спешить ознакомиться с новым приказом. Гревиль впился взглядом в Ла Лоранси. Тот побледнел.

— Вот прочитайте, Гревиль, — сказал командир корпуса.

И Гревиль прочитал. Это был приказ сжечь государственные флаги и полковые знамена. Оба военачальника молчали. Молчание прерывалось взрывами бомб со стороны Камфена. Сейчас на карту поставлено все, что было нравственной основой их жизни. Они оба смелые люди, которых не страшит смерть, ни своя, ни чужая. Вся их жизнь, воспитание, идеалы… Они не дрогнув пошлют других на верную смерть. И сами пойдут на верную смерть. Они спокойно пожертвуют человеческой жизнью ради идеалов, которые внушены им с детства и вошли в их плоть и кровь. Ради чести… Сжечь государственные флаги и полковые знамена. Так вот к какому выводу пришел генерал Бланшар после долгих часов раздумья над телеграммой генерала Вейгана: «Вам единолично предоставляется решение, какими средствами спасти то, что еще возможно спасти, и прежде всего честь вверенных вам знамен». Раз знамена будут сожжены, честь их будет спасена. А судьба людей без знамен не может иметь отношения к вопросам чести.

— Чем вызвано такое крайнее решение? — сказал Ла Лоранси. — Ведь мы еще не побеждены и путь на Дюнкерк нам открыт…

Гревиль взглянул на него. Вопрос о применении танков их разъединял. Но их соединила судьба знамен. Ла Лоранси по-солдатски в упор посмотрел в глаза дивизионному генералу и сказал: — Гревиль, я не подчинюсь этому приказу…