Коммунисты

Эта минута была трагической для Бланшара. Он прождал весь вечер, прежде чем принять решение. В конце концов, может ли он еще сейчас осуществить вейгановский план наступления? Ведь на нем лежит ответственность не только за знамена, но и за войска, пятнадцать дней противостоявшие смертоносному повсеместному натиску врага и до сих пор не сломленные им; и в этот вечер генерал Бланшар думает о своих солдатах, о танкистах, которых становится с каждой минутой все меньше и меньше, о марокканцах, которые из последних сил удерживают Карвен (им оставили всего несколько танков, а что с ними будет завтра?), о пехотинцах генерала Ла Лоранси на линии Шельды, которые сражаются теперь в Рэмском лесу… Ла Лоранси предлагал ему вчера уступить Североафриканскую пехотную дивизию генерала Дама, чтобы поддержать наступление. Но тот же Ла Лоранси умоляет — он так и написал, — умоляет отозвать войска с плацдарма на Шельде, потому что там создалась угроза капитуляции… Ла Лоранси верен себе, он всегда оспаривает приказы. 11 мая он отказался занять позиции на левом берегу Диля, а потом дошел до того, что предложил своему начальнику отдать все французские, бельгийские и английские войска под командование Горта для отвода их на Лис и Дюнкерк. Или, само собой разумеется, под командование Бланшара. Конечно, вопрос о межсоюзном командовании стоит очень остро, но чтобы французский генерал даже в предположительной форме заговорил о подчинении наших войск Горту! Каково это Бланшару, когда он, после гибели Бийотта, на каждом шагу встречает помехи со стороны англичан и уверен, что английская армия помышляет только об одном: как бы воспользоваться нами, чтобы прикрыть свою посадку на суда. А Ла Лоранси еще вчера писал своим офицерам: «Боши выдохлись, мы накануне великой победы: нам нужно только продержаться, как держался Фош на Марне»… Что за сумбурный человек!

Но в эту ночь Ла Лоранси на своем КП в Фалампене узнал, что Бланшар официально назначен командующим группой армий, Приу — командующим 1-й армией, а Ланглуа[673] — командиром кавалерийского корпуса. Как ни странно, но ему от этого стало легче. Все-таки какой-то порядок в руководстве военными операциями. На деле все это осуществлялось уже четыре дня, но неофициально. Однако это известие пришло к нему среди ночи вместе с приказом об отступлении.

Бланшар принял решение. Продиктованное отчаянием, — думает Ла Лоранси. Чтобы спасти честь вверенных ему, по словам Вейгана, знамен, Бланшар, которому тот же Вейган предоставил решать их судьбу, в 23 часа 50 минут издал приказ 30-4517 У/3 от 25 мая, гласивший: «1-й французской армии, английской армии, бельгийской армии в последовательном порядке перегруппироваться позади водного рубежа, образованного каналом Аа, рекой Лис и отводным каналом, с тем чтобы создать предмостное укрепление, полностью прикрывающее Дюнкерк. Оборонять это предмостное укрепление, не отступая ни на шаг…»

VIII

Спать Жану до Монсэ не пришлось. Ферма в Ваттьессаре была полна раненых. Санитары дежурили по очереди. Партюрье явно нервничал. Приехал генерал Гревиль и расположился в первом этаже. Во дворе то и дело фыркали мотоциклы. В высшем командовании, видимо, произошли перемены. Около трех часов утра по дороге проехал танк, он двигался как-то странно и чуть не придавил Жана, который вышел за ворота. Жан вернулся во двор, рассказал про танк сержанту. Тот насторожился: танк? Часовой не докладывал о его приближении. Какой он был с виду? Монсэ повели в комнату, где на скамьях спали офицеры, а дивизионная канцелярия высиживала инструкции. Этот санитар видел танк?.. Ну, и как же? Какой у него профиль? Жану ужасно хотелось сказать: орлиный, но время для шуток было неподходящее. — Рисовать умеешь? — спросил лейтенант Жош. Жан начертил профиль танка. Как будто такой. Ах ты, чорт! Да это же бош! Посмотрите-ка на профиль. Бош! Пойдите, удвойте посты! Предупредите часовых… по каждой подозрительной машине открывать огонь. — Жош, не надо терять самообладание, — сказал генерал…

Как мог просочиться сюда немецкий танк? Тем более, что он шел из Секлена… в общем с севера, и направлялся на Фалампен, на Карвен…

Нервное напряжение не улеглось и с рассветом. На ферме появился дивизионный врач марокканцев, стоявших в Карвене. Партюрье спал сном праведника. Его разбудил Монсэ: полковник медицинской службы… Кто? Ламиран? Нет, марокканский… На кой шут он мне дался? Партюрье был не в духе.

Господин полковник! Щелкают каблуки.