Коммунисты

К худшему? А что для верховного главнокомандующего должно быть худшим? Поражение, пятнающее честь знамен… Вейган сказал, что речь идет о вопросе, который он уже затрагивал в беседах с господином Рейно… То есть о перемирии. Но на такую щекотливую тему можно говорить только с глазу на глаз… Здесь генерал Вейган стыдливо воздержался произнести слово перемирие. Ему важно в будущем ссылаться на протокол военного комитета от 25 мая 1940 года, где зафиксировано, что он обсуждал вопрос о перемирии совместно с Полем Рейно. К вечеру того же дня он вручил председателю совета министров план эвакуации через Дюнкерк, аннулируя при этом план Вейгана номер один и в то же самое время, как мы знаем, предоставляя Бланшару единолично решать, как можно спасти честь боевых знамен.

Все это происходило 25 мая. Непрерывные колебания верховного командования, вспышки надежды, частные беседы, идущие вразрез с телеграммами, которые посылались из ставки генералам, — все это должно было иметь какую-то серьезную подоплеку. Подоплеку, которая может вскрыться, если внимательно проследить все события этого решающего дня. Ведь известия, привезенные майором Фовелем и толкнувшие на путь Дюнкерка, успели уже устареть; им вопреки Бланшар попрежнему был намерен осуществлять вейгановский план, поскольку Вейган еще в то утро выразил по этому поводу удовлетворение… Дальнейшие известия были получены Бланшаром только ночью и, следовательно, не могли днем оказать воздействие на Вейгана в Париже…

Правда, стоял еще вопрос о самолетах…

* * *

25 мая 1940 года в министерских кругах уже дня два как было известно, что правительство его величества короля Великобритании решило направить своего представителя в Москву, и Советское правительство в ответ на сделанное представление заявило, что оно не возражает против кандидатуры господина Стаффорда Криппса[668]. И в тот же вечер в инструкции, данной Л. О. Фроссаром цензуре, Люк Френуа с изумлением прочел: «СССР — Пропустить сообщение о поездке в Москву сэра Стаффорда Криппса, но воздержаться от комментариев относительно цели и значения этой поездки».

В тот же день министр авиации Лоран Эйнак, в присутствии Анатоля де Монзи, полуофициально дал понять поверенному в делах СССР в Париже, что Франции при том трагическом положении, в каком она находится, неотложно нужны для обороны самолеты. Что она готова возобновить традиционные дружественные отношения между Францией и Россией. Что правительство Республики предполагает немедленно направить в Москву с полуофициальными полномочиями господина Пьера Кота[669], чтобы начать переговоры о покупке самолетов, необходимых для продолжения войны и для защиты столицы.

Если среди членов правительства Рейно имеются такие, которых отнюдь не радуют переговоры с Советским Союзом, а такие, несомненно, имеются, то они рассчитывают на проволочку в переговорах, чтобы доказать всю бесполезность этой затеи. Пока еще дождешься ответа из Кремля!

Однако телефонная связь, прерванная с Лиллем, повидимому, неплохо действует между Парижем и Москвой. Ответ пришел в тот же день. СССР выразил согласие. Пьер Кот был вызван на шесть часов вечера в министерство путей сообщения к Монзи. Не следует забывать, что все это пока носит и должно носить полуофициальный характер… Кстати, эта идея, хоть и одобренная Рейно и Даладье, но довольно кисло встреченная остальными министрами, родилась как-никак у Анатоля де Монзи. Потребностями в самолетах отнюдь не следует ограничиваться. Нельзя ли склонить Советское правительство к оказанию более широкой помощи? Но раз с переговорами связано имя Пьера Кота, надо прежде всего осведомить его, заручиться его согласием… И вот в этот теплый летний день в саду министерства общественных работ, между бульваром Сен-Жермен и Университетской улицей, Монзи излагал суть дела предполагаемому посланцу Франции. С полуофициальными полномочиями… В правительстве по поводу его кандидатуры возникли разногласия, кое-кто находит, что он был чересчур связан с Народным фронтом… Но вы побываете у Рейно…

Чего добивался Монзи? Спасал свое положение. Дело в том, что ему пришлось совершить сегодня крайне рискованный для себя шаг. Он подписал приказ о приведении в готовность в Модане запасного подвижного состава. Тем самым он признавал возможность нападения со стороны Италии. Понятно, сделал он это скрепя сердце, как будто собственными руками разрывал ту дружбу с Римом, на сохранение которой положил столько трудов. И винил он в этом не итальянское правительство, а французских политиков, шедших с 1935 года на поводу у Англии… И все же его дипломатические способности, очевидно, ценили, раз пользовались его посредничеством, делая теперь ставку на Россию… Кстати, СССР выразил согласие. Поверенный в делах должен завтра подтвердить это в министерстве и сообщить, какие конкретные условия ставит его правительство.