Коммунизм и фашизм: братья или враги?

Деа и Филип уделяли много внимания анализу современного им капитализма и проектам его социалистического преобразования. Они сделали выводы об адаптации западного рабочего класса к системе, о его интеграции в индустриальное общество, об установлении прочной связи классовых интересов пролетария и капиталиста (поскольку технологическая рационализация производства привела к далеко идущим социальным трансформациям). Но, в отличие от правой социал-демократии, и даже от де Мана – приветствовавших эти процессы – французские неосоциалисты оценивали их скорее негативно, как укрепление системы экономической эксплуатации и социального угнетения (эти два понятия, кстати, различались – эксплуатация воспринималась как служебный атрибут капитализма, угнетение – как абсолютное Зло).

Вследствие обуржуазивания рабочего класса, революционным авангардом общества были признаны средние слои (во Франции крестьяне, ремесленники, мелкие предприниматели и торговцы опережали по численности промышленный пролетариат, ненамного уступая всем наемным работникам). Представлялось, что политическая самоорганизация и антикапиталистическая борьба мелкой буржуазии только и способна вновь революционизировать «прирученный» капитализмом, деморализованный мировым экономическим кризисом и расколотый между враждующими партиями и профсоюзами пролетариат.

В мелкой буржуазии, прежде всего крестьянстве, Деа видел социальную силу, стоящую «вне капиталистической системы», последовательно демократическую и изначально социалистическую. Основами мелкобуржуазного социализма Деа считал:

– характерное для крестьянина и ремесленника единство труда и собственности;

– укорененность в социальном сознании трудового собственника гуманистического христианского мировоззрения;

– несомненный демократизм и патриотизм французского крестьянства и городского среднего класса.

Трудовой средний класс являлся в концепции Деа основой «антикапиталистического фронта», движущей силой социалистической «революционной эволюции», которую он противопоставлял и разрушительному большевистскому нашествию, и «бескрылому» центристскому социал-реформизму, и экономическому фетишизму марксистов, которые, зациклившись на преобразовании «заводских» производственных отношений, забывают о сложнейших механизмах общесоциального функционирования. Кстати, очевидная приверженность Деа традиционным социально-трудовым укладам, в частности крестьянскому, подтверждает консервативно-революционный характер его взглядов.

Как доктринальная основа социально-экономического устройства принимался корпоративизм – заметно продвинутый «вниз и вглубь» по сравнению с государством Муссолини. Прообраз социалистических корпораций Деа усматривал в картельных образованиях – трамплине экономической демократии, – хорошо приспособленных для широкого участия трудящихся в собственности и в управлении. Наряду с концепцией структурных преобразований собственности и управления экономикой, неосоциалистическая программа включала, разумеется, и комплекс первоочередных социально-защитных реформ, нашедший отражение в политике Народного фронта – строгое соблюдение гарантированного минимума заработной платы и 8-часового рабочего дня, введение оплачиваемых отпусков, социальное страхование за счет работодателей, государственная финансовая поддержка крестьянства и городских самостоятельных производителей, расширение профсоюзных прав и т.д.

Деа расчленял три ступени социализации экономики. На первом этапе социал-демократическое правительство социализирует экономическую власть, перехватывая у частного собственника право экономических решений с помощью системы «управленческих» и «контрольных» акций. Далее социализируется прибыль – в результате чего капиталист превращается в администратора, работающего за процент (здесь просматривается связь с идеями Сен-Симона, рассчитывавшего свести частную собственность к функции государственного поручения). Наконец, на третьем этапе социализируется собственность, переходящая в руки поощряемых государством рабочих кооперативов (здесь соединяется синдикалистская традиция Прудона с развивавшимися в те годы концепциями кооперативного социализма и корпоративизма). В духе Анри де Мана предполагалось включение автономных ячеек коллективного производства в систему общенационального планирования – обеспечивающего социальные гарантии, программирующего общие направления экономического развития, регулирующего общественные противоречия.

Поднимался на щит жесткий национализм, политически отлитый в идею сильного государства – выразителя национального духа, интегратора корпораций и внешнего защитника от чуждых экономических интервенций.