Комната 15

Однако именно в этой гостинице я каким-то образом научился драться: я дрался с детьми старше меня и младше меня, с немцами, испанцами и англичанами. Мне преподавали уроки разбитым в кровь носом и синяками под глазом. Мать лечила мои раны пластырем, а мое честолюбие – ласковым словом. Отец нещадно лупил меня за драки, причем вдвое сильнее, если я проигрывал. Я носил эти ссадины с гордостью, словно боевые награды.

Однако о самих драках я ничего не помню.

Но теперь приходит новое воспоминание: Пол на пирушке по случаю моего повышения по службе. Как это произошло? Я уверен в том, что не приглашал его. Мы собрались в саду в три часа, чтобы выпить за мое здоровье, человек двадцать. Утром шел дождь, но затем тучи ненадолго разошлись, и на маленькой лужайке слабо поблескивало влажное солнце. Я расставил бокалы на садовом столике, позаботившись о том, чтобы был большой выбор белого и красного вина и сока. Я считаю, что лучшая пирушка – та, которая тщательно организована, а мы с Лорой устраиваем хорошие пирушки. Все спланировано. Горы закусок из супермаркета; все подписано, чтобы гости знали, что они берут. В три часа все от души пили и ели. И тут я оглянулся и увидел своего отца – подумать только! – выходящего во двор через стеклянные двери; он только что приехал, пыхтит, обливается потом, натягивает улыбку, протягивает завернутую бутылку.

Помню, первым делом я подумал о Джерри. Я не мог вспомнить, когда в последний раз видел своего отца, и мы с ним тогда крупно из-за чего-то поссорились, но я не хотел устраивать сцену перед человеком, который был моим новым начальником и в то же время лучшим другом моего отца. Я взял бутылку, сказал Полу пару слов и оставил его бродить по саду, отпускать свои глупые шуточки, обниматься с Джерри и хвалиться новыми успехами представителей семейства Блэкли, что я от него и ожидал. Выдохнув, я постарался расслабиться, налил себе вина и улыбнулся.

Я старался изо всех сил забыть о том, что Пол присутствует на пирушке, полностью сосредоточившись на барбекю, но атмосфера была гнетущей, и чем усерднее я старался не обращать внимания на отца, тем чаще слышал его громкий голос, разносящийся по всему саду.

– Поймите меня правильно, я с уважением отношусь к новому назначению своего сына, – сказал Пол в какой-то момент, шумно сопя носом, – но никогда не советовал ему идти в полицию. Фамилия Блэкли предъявляет высокие требования.

Моя фамилия. Единственное во мне, в чем была заслуга Пола, а не моя.

Я молчал, наблюдая сквозь дым от мангала за Джерри, сидящим рядом с Изабель, чтобы увидеть его реакцию, но тот оставался непроницаемым.

Затем Джерри потрепал Изабель по колену, встал и направился через сад к столику, чтобы налить себе вина.

– За фамилию Блэкли, – сказал он, с легкой улыбкой поднимая бокал.

Должно быть, я случайно задел рукой бокал, стоящий рядом с мангалом. Помню, услышал, как он разбился, почувствовал запах вина и увидел, как все оглянулись.

* * *

В пять с небольшим утра мы останавливаемся в сорока метрах от заколоченного гаража, в двух милях к северу от гостиницы «Авива», в которой умерла Мэттьюс. Слева от входа в старый гараж некрашеная деревянная дверь открывается на мгновение, выпуская трех женщин в тонких блузках и обтягивающих джинсах, ежащихся в предрассветном холоде. Затем снова двух мужчин в цепях и кожаных куртках на заказ. Это и есть «Одиночество».

Что касается подпольных заведений, тут требуется хранить все в строжайшей тайне; с другой стороны, необходимо, чтобы нужные люди о тебе знали. Таинственное текстовое сообщение с указанием времени и места – и сотня людей в возрасте от двадцати до тридцати лет заявляются в пустующие мастерские или склад; богемные тусовщики из престижных Хэмпстеда и Хайгейта, получающие наслаждение от возможности потолкаться у стойки с настоящими преступниками и нарушить закон, покурив в помещении. Ребята наивно думают, что такими притонами заведуют антикапиталисты, думающие о Человеке, но на самом деле эти заведения являются творением самых настоящих беспринципных капиталистов, жаждущих высоких прибылей и ради этого готовых ломать ноги тем, кто им мешает.

Значит, я уже бывал здесь прежде? Этот притон имеет отношение к делу, которым я занимаюсь? Я смутно припоминаю, что мне знакомы эта деревянная дверь и эта пустынная улочка; но, быть может, эти воспоминания просто проскользнули в мое сознание какое-то мгновение назад и застряли там, подобно запаху крови, приклеившемуся к моей одежде?

– Я об этом ничего не знаю, – говорит Бекс, почесывая свой массивный затылок. Этот человек любит чесаться.

– Вот что мне известно. Есть вторая медсестра. Ей также угрожала опасность, но, возможно, она еще жива.

– Вторая женщина?

– Если она еще жива, времени у нас, скорее всего, в обрез. И я думаю, что она как-то связана с этим местом.

Бекс чешет руку. Пусть он привык действовать; при этом он также привык беспокоиться.

– Как ее зовут?

– Я не знаю.

– Нам известно, как она выглядит?