После того первого, прекрасного воскресенья в постели я практически переехала к Фредди. Я дожидалась его после спектакля, и мы занимались любовью до глубокой ночи, а потом я засыпала в его объятиях. И, как ни странно, хотя мне очень мало удавалось поспать, утром, уходя в Кью, я чувствовала себя свежей и полной сил. В юности я прочитала множество душещипательных романов и только теперь поняла, о чем, собственно, писали их авторы. Я еще в жизни не испытывала такого полнейшего счастья.
В середине октября я съездила на Барон-корт, как ездила обычно раз в неделю, чтобы переодеться, взять смену одежды и забрать почту. В спальне меня ждал плотный пергаментный конверт с итальянским почтовым штемпелем.
«Маман», – подумала я, открывая письмо.
«Ma chère Поузи!
Я так давно не писала тебе, надеюсь, что ты простишь меня. На меня навалилась масса дел в связи с женитьбой одного из сыновей Алессандро.
Поздравляем тебя с отличным окончанием Кембриджа. Я горжусь тем, что у меня такая умная дочь.
Поузи, мы с Алессандро прилетим в Лондон в начале ноября, и мне очень хочется увидеться там с тобой. С первого по девятое число мы собираемся жить в «Ритце», поэтому, будь добра, позвони мне, чтобы сообщить, когда ты сможешь зайти к нам. Мы так давно не виделись, поэтому, пожалуйста, скажи, что ты хочешь увидеться с твоей маман и познакомиться с ее мужем.
Я сидела, уставившись на это письмо, и думала о том, что, с тех пор как мы последний раз виделись с маман, прошло больше тринадцати лет. Как бы ни пытаться объяснить такое положение, вывод будет один: мать бросила меня. И, несмотря на то что повзрослевшая, разумная часть меня понимала, что мне было лучше постоянно жить у бабули в Корнуолле, чем таскаться в детстве за маман по всей Европе, в душе я все равно сердилась и обижалась, как любой брошенный матерью ребенок.
Пока автобус вез меня в Клэпем, я размышляла, стоит ли мне обсудить это с Фредди, и решила, что не стоит. Мне была невыносима мысль, что он будет жалеть меня, поэтому я и не стала ничего говорить ему. Когда я пришла домой, он заметил, что я расстроена.
– Что случилось, любимая? Я же вижу, тебя что-то тревожит.
– Пустяки, Фредди, просто голова болит, только и всего.
– Тогда иди ко мне и позволь остудить твой разгоряченный лоб.
В его утешительных объятиях мне стало легче.
– Знаешь, любимая, я подумал, не пора ли нам снять нормальную квартиру. Тебе не кажется, что эта узкая кровать становится жутко неудобной?
– Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? – Я удивленно посмотрела на него.
– А что-то тут удивительного, милая. Мы и так живем вместе, просто неофициально.
– О боже, Фредди, я даже не знаю, что сказала бы моя бабушка, если бы узнала. Тебе не кажется, что это не вполне пристойно?
– Поузи, мы живем в пятидесятые годы, и я уверяю тебя, что так живет множество молодых людей. Мне хочется иметь приличную кухню, где ты могла бы готовить все те изысканные блюда, о которых рассказывала мне. – Он улыбнулся.
– Могу я подумать?
– Разумеется, можешь. – Фредди чмокнул меня в щеку.
– Спасибо.
Так или иначе, но в преддверии Рождества тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года я жила на редкость полной жизнью. Я испытывала полнейшее удовлетворение; у меня были замечательная работа и Фредди, заполнявший все мои жизнерадостные помыслы, тело и душу. Я даже побаивалась столь полного счастья, сознавая, что вряд ли оно может длиться вечно…
И, паря в своих счастливых облаках, я решила, что, уж хотя бы из вежливости, мне следует повидаться с маман, когда она приедет в Лондон. Поэтому в указанные ею сроки пребывания в городе я позвонила в отель «Ритц», и меня соединили с ее горничной. Я сообщила, что смогу прийти к маман на чай в ближайшую субботу. Потом отправилась на Риджент-стрит в универмаг «Суон и Эдгар» и купила себе симпатичный костюм, как говорится, на все случаи жизни.
Спустя несколько дней я на ватных ногах – жутко волнуясь – вошла в «Ритц».
– Могу я помочь вам, мадам? – спросил метрдотель, стоявший на страже в роскошном зале для чаепитий.
– Да, я ищу графа и графиню Д’Амичи.
– Да-да, мадам, они ожидают вас. Следуйте за мной.