Комната Бога

Во второй повозке, посреди уже практически источившихся запасов воды и еды, веревок, кусков какой-то одежды, подобранной с места битвы амуниции, оружия и двух раненых солдат, — лежал связанный, скрюченный Одишо. На его мускулистом теле повсюду проступали ссадины, кровоподтеки и гематомы. Несколько пальцев на руках были искривлены переломами. При этом, во взгляде молодого воина не читалось обреченной страдальческой боли, напротив, — глаза его выражали непоколебимую стойкость и презрение к бессильным действиям всех тех, кто пытался согнуть его цельнометаллический дух. С детства Одишо учили быть мужчиной, бесстрашным воином, и он почтил эти науки и не знал иного пути кроме как достойно в бою принять смерть, если единственным вариантом спасения будет позорное, рабское смирение. Всю сознательную жизнь, он либо готовился к драке, либо дрался. Когда попытка побега провалилась и его с остальными пленниками попытались запрячь вместо убитых животных в повозку, он, разочарованный трусостью своих собратьев, потерявший надежду на спасение, отказался от повиновения и упрямо стоял не шелохнувшись, пока разительные, пронзавшие болью удары дубиной не лишили его такой возможности. Шиму вновь настоял на том, чтобы сохранить Одишо жизнь. Сейчас, лежа в повозке, пленник размышлял, чем приглянулся он жрецу, и все больше убеждался в домыслах, что руководствовался спаситель явно неблагими намерениями, что ожидает его впереди крайне мучительное бремя.

Выбравшись из плотных рядов покосившихся торговых шатров и мелких палаток, испятнанный кровью обессиливший отряд, под пристальным взором зевак, уже живописавших мысленно новую сплетню, перебрался по тесному для двух встречных повозок мосту на сторону укрепленного города и скрылся через центральную арку в каменных лабиринтах Урука.

Каждый ухаб отдавал жгучим покалыванием во всем теле, но Одишо, успев привыкнуть к боли, не обращал внимания на дорожную тряску.

Телега остановилась. Снаружи зашумели голоса.

— Шиму! Почему так долго?! Что случилось? Верховный уже хотел посылать за вами людей.

— Чертовы мар-ту устроили засаду в полднях пути ниже по реке, — вмешался в разговор командир Уту. — Еле отбились.

— Опять?! Зачастили эти собаки на наши земли захаживать.

— Ну, пока что все их попытки закончились провалом, — в голосе командира прорезалось самодовольное злорадство. — Всем, не успевшим сбежать лучникам, я лично перерезал глотки.

— Но и ваша миссия провалилась. Церемония уже завтра! А у нас нету подходящих людей…

— Не все так плохо, — зазвенел жрец Шиму. — Есть несколько кандидатур.

— Кто? Эти полудохлые скелеты?

— Отряхнем, отмоем, накормим и будут как новенькие… Пошли уже.

Началась какая-то возня. Что-то зашуршало, кто-то закряхтел от удара. Кусок пыльной ткани, покрывавший повозку, откинулся и сквозь образовавшийся проем прорвавшийся внутрь луч света ослепил ненароком Одишо. Он ничего не видел, только почувствовал, как его тащат наружу, ухватив под мышки. Когда зрение немного прояснилось и пленник, прищурив глаз, смог осмотреться, — он изумленно воззрился вверх, на исполинскую гору, у подножия которой расположилась вся группа. Рассматривая это невероятное каменное образование, лишь малой частью умещавшееся в его поле обзора, он с каждой секундой, убеждаясь все больше в искусственности его происхождения, — погружался в состояние когнитивного диссонанса; Одишо был уверен, что есть предел человеческому могуществу, влиянию на окружавший мир, и упиралось все в его сознании в узкие водные каналы, дома с соломенными крышами, может быть в огромный, каменный забор с башнями, но возводить среди равнины горы, — есть юрисдикция богов. Сейчас он вспоминал рассказы об этом магическом сооружении, которые всегда принимал за глупые, раздутые сплетни, ведь ничего подобного Одишо и вообразить не мог.

Шиму улыбнулся, распознав в метавшемся взоре и в застывшем выражении лица Одишо, — ошеломленное смятение, и поднял палец вверх, жестом призывая обступивших его солдат повременить с ударом по подколенной ямке.

Так удивил плененного воина зиккурат, — монументальное, пятиярусное, ступенчатое строение, высотой более тридцати метров. Воздвигнутый на высокой платформе, опоясанной широкими лестницами, десятком тысяч ступеней стремящимися вверх. Этот величественный храм являлся гордостью жителей Урука. В самом верху, на площадке, находилась кирпичная надстройка, — главное место храма, его святилище. Оттуда и спустился жрец Лугамеа, равный Шиму по сану. Он стоял на желтых, массивных ступенях центральной лестницы, разукрашенных загадочными иероглифами, одетый в позолоченное, скрывавшее тело до пят одеяние.

Рядом с Одишо, в окружении солдат, стояли на коленях еще двое плененных воинов из незнакомого ему племени. Судя по многочисленным побоям на лице и теле, они тоже до последнего сопротивлялись неволе. Своих собратьев он здесь не обнаружил. Один из урукских солдат ударил Одишо сзади по ноге, и он припал на колено.