Комната чудес

Я не понимала, почему мать не позволяет мне жить нормально, не понимала ее тотального отторжения и не желала с этим мириться. Я ее возненавидела и нарочно стала во всем поступать ей наперекор. Меня бесил ее нелепый вид, тощие кривые ноги в заношенных джинсах, бесила ее манера курить, зажав сигарету большим и указательным пальцем, бесили ее припорошенные сединой лохмы, схваченные одной и той же бесцветной заколкой. Меня достал ее ковбойский свист, суровый взгляд, хлесткие словечки; меня злило, что она осуждает мой образ жизни. Я не пожалела сил, чтобы стать воплощением всего, что вызывало у нее отвращение. В ее глазах я была безответственной матерью, спалившей в топке профессионального успеха свои лучшие годы и озабоченной объемом продаж международного холдинга, который занят выпуском бесполезной продукции да к тому же последовательно переводит производство в другие страны.

Единственное, что нас еще связывало, это Луи. Я никогда не запрещала Луи видеться с бабушкой. Никогда. Для меня это был вопрос принципа – пусть знает о своих корнях. Раз в месяц мы втроем собирались на бранч. Туда мы и направлялись в тот субботний день седьмого января.

Проворочавшись всю долгую ночь без сна, я решила смириться с судьбой. Мать была здесь, со мной рядом, в десяти тысячах километров от Парижа. А я пообещала Луи, что выполню все пункты его программы чудес буквально, так, как они записаны у него в дневнике.

В том, что касалось японского эксперимента, Луи составил список конкретных мероприятий под следующим заголовком:

Провести в Токио офигительный день с человеком, которого я люблю больше всех на свете

(пока это мама)

Должна сказать, что пометка «пока это мама» произвела на меня странное впечатление. Кое-как я ее проглотила, но мысль о том, что рано или поздно найдется кто-то, кого он полюбит сильнее, чем меня, больно царапнула мое бедное разбитое сердце и мое гипертрофированное эго. Потом я вспомнила, что в его возрасте тоже не знала, что когда-нибудь больше всех на свете полюблю именно его; тогда я решила не заморачиваться по поводу этого замечания в скобках. Изначально я думала, что выполнять этот пункт программы буду в одиночестве, поскольку провести «офигительный день» в Токио с самым любимым человеком для меня означало провести его с Луи. Строго говоря, это было нарушением правил игры. Луи мечтал о путешествии вдвоем и ясно об этом сказал. Но, кроме Луи, у меня не было любимого человека. Как ни печально это признавать. Следующей в списке потенциальных кандидатов шла моя мать.

Лежа в большой постели рядом с ней – впервые с тех пор, как мне стукнуло четырнадцать, – я вдруг осознала, до чего куц мой список любимых людей. При этом я вовсе не социопатка, у меня полно знакомых, с которыми можно приятно провести вечер. Но настоящих друзей у меня нет. Любовь и дружба требуют усилий, а я давным-давно приняла решение не тратить их понапрасну – в тот день, когда бросила отца Луи, так и не узнавшего, что он станет отцом. Людей, которые звонили мне после несчастного случая и спрашивали, как Луи, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Я им больше не перезванивала. У меня было много френдов в Фейсбуке, немало приятелей и приятельниц, но ни одного настоящего друга. Я нисколько от этого не страдала, потому что сама так хотела. Я никогда не забывала о своих приоритетах: воспитать сына и сделать карьеру.

У тети Одилии детей не было, о чем она страшно жалела. Сегодня вся моя семья – это Луи и мама. Я приподнялась в постели. Шторы мы не задергивали, и в комнату проникали какие-то фантасмагорические отблески белесого уличного света. Я посмотрела на спящую мать. Она выглядела умиротворенной. С лица исчезла жесткость, свойственная ей, когда она бодрствует. Она показалась мне красивой какой-то необычной, угловатой, упрямой красотой. Я прилегла рядом с ней, продолжая ее рассматривать. И подумала, что Луи, наверное, будет счастлив узнать, что этот «офигительный» день в Токио я провела с его бабушкой.

Утром я озвучила ей свое предложение. В ее темно-голубых глазах загорелись искорки. Она не ждала ничего подобного. Наверное, готовилась к тому, чтобы следовать за мной тайком, изображая из себя секретного агента, вслух проклиная этих чертовых японцев, а заодно и меня, – и вдруг такая перспектива. Она поблагодарила меня, глядя в пол, чтобы не выдать своих чувств, но тут же спросила: с чего начнем? Надеюсь, ответила я, что ты крепко держишься на ногах, потому что нам предстоит адский денек. Она рассмеялась звонким смехом – я понятия не имела, что она умеет так смеяться.

Мы вышли в удивительно теплую атмосферу зимнего токийского дня.

Глава 11 Моя мать поет в караоке До конца срока 23 дня

– Анни любит леденцы, леденцы с ани-и-и-сом…