Мы вошли на цыпочках в отель, тихонько притворив за собою дверь. Я, наконец нащупал minuterie,[148]
и тусклый жёлтый свет разлился над нами. Тут раздался совершенно нечленораздельный крик, обращенный к нам, и Хелла выкрикнула в ответ свою фамилию, стараясь произнести её на французский лад. Пока мы поднимались по лестнице, свет выключился, и мы начали хихикать, как дети. Мы не могли найти выключатель ни на одной из лестничных площадок, и не знаю, почему это нас так рассмешило, но мы, цепляясь друг за друга, покатывались со смеху всю дорогу до номера Хеллы на последнем этаже.– Расскажи мне о Джованни, – попросила она немного позже, когда мы, лёжа в кровати, наблюдали, как чёрная ночь напирала на её плотные белые шторы. – Он меня заинтересовал.
– Довольно бестактно говорить об этом сейчас, – сказал я. – И какого чёрта он так тебя заинтересовал?
– Я имею в виду, кто он такой? О чём он думает? И откуда у него такое лицо?
– А что у него с лицом?
– Ничего. Он очень красивый на самом деле. Но у него в лице есть что-то такое как бы старомодное.
– Спи давай, – сказал я. – Ерунду несёшь.
– А как ты его встретил?
– Ну, в баре во время ночной пьянки, среди множества других людей.
– А Жак там был?
– Не помню. Думаю, да. Кажется, он познакомился с Джованни в тот же вечер.
– А почему ты пошёл к нему жить?
– Я же говорил тебе. У меня не было ни гроша, а у него была эта комната…
– Но это не могло быть
– Ну значит, – сказал я, – он мне понравился.
– А теперь он тебе больше не нравится?
– Джованни мне очень симпатичен. Сегодня ты видела его не в лучшей форме, но вообще он очень хороший человек.
Я рассмеялся. Под прикрытием ночи, поощрённый близостью Хеллы и своим собственным телом, защищенный беспечным тоном своего голоса, я добавил:
– По-своему я даже люблю его. Правда.
– Кажется, он находит странной твою манеру демонстрировать это.
– Ну, знаешь, здесь люди ведут себя не так, как мы. Для них гораздо важнее манеры. Ничего не поделаешь. Я просто не умею всего этого.
– Да, – сказала она глубокомысленно, – я это заметила.
– Что заметила?
– Парни здесь совершенно не стесняются демонстрировать свою близость. Сначала это шокирует. Потом начинаешь думать, что это даже хорошо.
– Это
– Знаешь, мне кажется, мы должны пригласить Джованни на ужин или что-нибудь такое в один из этих дней. В конце концов он как бы спас тебя.
– Хорошая идея, – сказал я. – Не знаю, чем он сейчас занят, но думаю, он найдёт свободный вечерок.
– Он часто слоняется с Жаком?
– Нет, не думаю. Должно быть, он случайно нарвался на него сегодня.
Я помолчал.
– Я начинаю думать, – сказал я осторожно, – что парням вроде Джованни приходится туго. Здесь, знаешь, не земля обетованная и ничего хорошего им не светит. Джованни беден. Я хочу сказать, что он из бедной семьи и вряд ли у него что-то получится. Что касается того, что он
– Как холодно, – сказала она, – в этом Старом Свете.
– Знаешь, в Новом тоже довольно зябко, – сказал я. – На свете вообще холодно. Точка.
Она рассмеялась:
– Но мы – у нас есть любовь, чтобы согреться.
– Мы не первые, кто думал так, лёжа в кровати.
И всё-таки мы лежали молча и не двигаясь в объятиях друг друга.
– Хелла, – сказал я наконец.
– Да?
– Хелла, когда придут деньги, давай уедем отсюда.
– Уедем? А куда ты хочешь ехать?
– Всё равно. Только прочь отсюда. Меня тошнит от Парижа. Хочу отдохнуть от него немного. Поедем на юг. Может, там солнце светит.
– Так мы поженимся на юге?
– Хелла, поверь мне, я не в состоянии делать что-либо, или принимать решения, или даже различать ясно вещи, пока мы не уедем из этого города. Я не хочу, чтобы мы поженились здесь, и вообще не хочу здесь думать о браке. Давай поскорее уберёмся отсюда.
– Я не знала, что у тебя такое настроение – сказала она.
– Я месяцами оставался в комнате Джованни, – сказал я, – и больше мне этого не выдержать. Я должен уйти оттуда. Прошу тебя.
Она нервно засмеялась и слегка отодвинулась от меня.
– Слушай, я просто не понимаю, что общего между тем, чтобы покинуть комнату Джованни и оставить Париж.
Я вздохнул:
– Пожалуйста, Хелла. Я сейчас не в состоянии пускаться в долгие объяснения. Может, это потому, что, если я останусь в Париже, Джованни будет мне постоянно попадаться и…
Я осёкся.
– Почему это так волнует тебя?
– Просто я не могу ему ничем помочь, как не могу выдержать того, что он смотрит на меня, как на американца, Хелла, думая, что я
Я сел в кровати, глядя в сторону. Она наблюдала за мной.
– Он очень хороший человек, как я сказал, но очень упрямый и
Я повернулся и обнял её.
– Слушай, давай просто уедем. Я объясню тебе многое позже, но позже – когда мы будем далеко.
Наступило долгое молчание.