Комната Джованни

Я посмотрел на него с удивлением:

– Конечно.

– Тогда я не понимаю, – сказал Джованни, – что она делает в Испании, когда ты в Париже.

Вдруг его осенила какая-то мысль.

– А сколько ей лет?

– Она на два года моложе меня, – ответил я, изучая его реакцию. – Какое это имеет значение?

– Она замужем? Я имею в виду за кем-то другим, разумеется.

Я рассмеялся, он тоже.

– Нет, конечно.

– Я подумал, что она, может быть, в годах, что у неё есть где-то муж и что ей надо время от времени возвращаться к нему, чтобы оставаться с тобой. Это было бы хорошим выходом из положения. Такие женщины бывают очень занятны, и у них обычно водятся деньжата. Если бы такая женщина находилась сейчас в Испании, она бы привезла тебе роскошный подарок. Но девушка, слоняющаяся одна по чужой стране… Это мне совсем не нравится. Ты должен найти себе другую любовницу.

Всё это было очень забавно, и я смеялся не переставая.

– А у тебя-то есть любовница? – спросил я его.

– Сейчас нет, но, возможно, снова появится когда-нибудь, – ответил он полусердито-полуулыбчиво. – В настоящий момент женщины как-то мало меня занимают – не знаю почему. Раньше было не так. Может, всё и вернётся.

Он пожал плечами.

– Наверно, потому, что женщины – это та проблема, на которую у меня нет сейчас сил. Et puis…[95]

Он умолк.

Мне хотелось сказать, что он выбрал наиболее необычный выход из положения, но я лишь заметил осторожно, немного помолчав:

– Ты, кажется, не очень высокого мнения о женщинах?

– О, женщины! Слава богу, нет никакой нужды иметь мнение о женщинах. Женщины подобны воде. Они прекрасно могут искушать, так же как предавать; могут быть такими, знаешь ли, бездонными и такими поверхностными. И такими грязными.

Он помолчал.

– Возможно, я не очень люблю женщин, это правда. Но это не помешало мне переспать со многими и влюбиться в одну или двух. Но в большинстве случаев почти всегда в этом участвовало с моей стороны лишь тело.

– От этого можно почувствовать себя очень одиноко, – сказал я, сам того не ожидая.

А он не ожидал этого услышать. Он взглянул на меня, протянул руку и коснулся моей щеки.

– Именно так, – сказал он и добавил: – Я не стараюсь быть méchant,[96] когда говорю о женщинах. Я уважаю их – и очень – за их внутреннюю жизнь, несхожую с тем, что происходит в мужчине.

– Но ведь женщины, кажется, не в восторге от этой идеи, – сказал я.

– Знаешь, – откликнулся Джованни, – эти женщины носятся сегодня повсюду, полные идей и всякого вздора, веря, что они во всём равны мужчине. Quelle rigolade![97] Их нужно отдубасить до полусмерти, чтобы до них дошло, кто правит миром.

Я расхохотался:

– Значит, женщины, которых ты знал, любили хорошие побои?

Он улыбнулся:

– Любили, не любили – не знаю. Но побои никогда не заставляют их уйти.

Мы оба расхохотались.

– Во всяком случае они не были такими, как твоя полоумная девица, носящаяся по всей Испании и шлющая открытки в Париж. Чем у неё голова набита? Хочет она тебя или не хочет?

– Она отправилась в Испанию, чтобы это понять.

Джованни широко раскрыл глаза. Он был возмущён:

– В Испанию! А почему не в Китай? Чем она занимается? Решила перепробовать всех испанцев, чтобы сравнить с тобой?

Я начал злиться:

– Ты не понимаешь. Это очень интеллигентная, очень непростая девушка. Ей захотелось уехать куда-то и поразмышлять.

– О чём же она размышляет? Выглядит всё это довольно глупо, должен сказать. Она просто не может решить, в какую постель ей лучше лечь. Она хочет и рыбку съесть, и…

– Если бы она сейчас была в Париже, – сказал я резко, – меня бы уже не было здесь с тобой, в этой комнате.

– Ты бы уже не жил здесь, – уступил он, – но мы бы продолжали встречаться, почему бы и нет.

– Как это «почему бы и нет»? А если она узнает?

– Узнает? Что узнает?

– Брось, пожалуйста, – сказал я. – Ты прекрасно знаешь, что она может узнать.

Он мрачно взглянул на меня:

– Она кажется мне всё более невыносимой, эта твоя девица. Она что – будет преследовать тебя повсюду? Наймёт сыщиков спать под нашей кроватью? И какое ей, в конце концов, до всего этого дело?

– Ты не можешь так думать всерьёз.

– Конечно могу! – вспылил он. – И думаю. Это тебя невозможно понять.

Он тяжело вздохнул, подлил ещё кофе и взял бутылку коньяка с пола.

– Chez toi[98] всё слишком судорожно и запутанно, как в британском детективе с убийством. Заладил себе «узнает, узнает», будто мы соучастники какого-то преступления. А мы не совершили никакого преступления.

Он подлил коньяка.

– Ей просто будет очень больно, если она об этом узнает. Вот и всё. Люди пользуются очень грязными словами насчёт… насчёт таких вещей.

Я замолчал. И понял по его лицу, что моё объяснение прозвучало неубедительно. Тогда я добавил в свою защиту:

– Кроме того, это считается преступлением в нашей стране. А ведь я вырос всё-таки не здесь, а там.

– Если тебя пугают грязные слова, то я не понимаю, как ты ещё жив. Люди полны грязных слов. Они не пользуются ими только тогда (я имею в виду большинство), когда описывают что-то грязное.