Комната на Марсе

Иногда мы спорили, как вести бизнес. Как-то раз утром мы увидели одного парня, красившего здание на углу неподалеку от нашей квартиры. Он занимался внешней отделкой и начал говорить с Родни, и они оставили друг другу свои контакты. Потом этот парень – белый чувак – звонит и говорит, что хочет купить большой объем кокаина, но что он застрял в Лагуна-Нигеле и хочет, чтобы мы приехали туда. Мне было вполне ясно, что если он аж из Лагуны-Нигеля и серьезный покупатель, у него должны быть свои люди здесь. Зачем ему понадобились мы? Я подумала, что это лишний риск, ехать туда, но Родни уперся на этот счет, потому что чувствовал, что эта сделка могла расширить его бизнес. Мы поехали. Это был шикарный район, как Родни и подозревал. Перед домами были длинные подъездные дороги с домофоном в начале. Мы подходим к домофону и говорим, кто мы, и эти здоровенные ворота сами открываются – вуаля. Мы подруливаем к дому по круговой дорожке, и выходит этот парень. Он передает Родни деньги, и Родни дает ему дурь. И вслед за этим выходят эти люди из-за деревьев. Двадцать или тридцать, все в черном и в масках. Мне к виску приставили ствол. У меня во рту была незажженная сигарета «Кэмел». Она дрожала вверх-вниз, тряслась как сумасшедшая. Я боялась не ареста. Ебать арест. Я была в тюрьме уже двенадцать раз и считала это частью жизни. Я думала, этот парень собирается выстрелить мне в голову, вот чего я боялась. Они вытащили Родни из машины и обработали его перцовым баллончиком. Нам дали каждому по восемь лет, как лохам. Того чувака из Лагуна-Нигеля завербовали. Он подставил нас, чтобы с него сняли обвинение. Пришел в суд для обвинения и показал на нас. Без зазрения совести.

Родни никогда не пытался отомстить ему, хотя мог бы. Стоило лишь нанять частного детектива, чтобы найти этого козла. ЧД получают массу заказов от таких клиентов в Лос-Анджелесе. Люди думают, что вся их работа – это выслеживать неверных супругов. Нет. Большую часть работы им дают дилеры и гангстеры, которым нужно выследить кого-то. Иногда чтобы убить. Детективы не задают лишних вопросов. Они просто находят нужного человека и отходят в сторону, потому что их работа сделана. Конечно, они понимают, что будет дальше. Если даже это не убийство, козла тащат в гараж, чтобы пытать и вправить мозги. Такие гаражи в секретных местах есть по всему южному Л-А. Я бывала в двух. Тебя там подвешивают под потолком. Это не то место, где тебе хотелось бы окончить свои дни.

Родни не понадобился гараж для пыток, чтобы наказать меня и подчинить. Теперь, похоже, он постарел, и я постарела, так что у нас больше нет претензий друг к другу.

Когда я убежала от Берндта, я знала, что меня схватят. Мне было все равно. Трудно жить на улицах. В тюрьме ты можешь быть кем-то. В жизни появляется порядок, если знаешь, как мотать срок, а я знаю. Я в этом эксперт. Жизнь в палатке – это что-то временное. Ты живешь так, пока снова не сядешь. Такие дела.

Что со мной случилось – я просто устала. Когда у тебя зависимость, ты вечно на взводе; это отнимает столько сил. Когда я была в окружном СИЗО после того, как меня схватили, у меня началась ломка, потому что я осталась без дозы. Когда ломка прошла, я это поняла, как будто свет зажегся. Я решила завязать. На этот раз моя жизнь должна будет пойти по-другому.

14

– Мисс Холл, вы можете перестать плакать, мисс Холл?

Если заключенная не может перестать плакать, они ставят галочку в графе «риск самоубийства». Ими движет не надежда спасти жизнь. Они пытаются избежать бумажной волокиты и внутренних расследований.

Меня перевели в другую часть тюрьмы, в стационар, где никто не мог услышать моих криков, никто, кроме дежурного копа. Они следовали протоколу поведенческой таблицы. Я была одна в голой камере, без одежды и без простыней на кровати, в отделении, где держат невменяемых.

Моя мать сидела в зале суда, не в силах спасти меня, но в каком-то смысле она спасала меня самим своим существованием. Теперь же у меня не было никого, как и у Джексона.

В те дни, когда меня записали в самоубийцы, я поняла, как кто-то мог прийти к мысли, что самоубийство может быть способом рассчитаться за все с этими людьми. Когда тебе дают только ложки и мягкую пищу, никаких вилок и ножей, это заставляет тебя размышлять, каким способом можно использовать запретные принадлежности. Когда тебе не дают ни простыней, ни подушек, сам собой возникает вопрос, как удушить себя, чем и к чему привязать. Но я не хотела покончить с собой. Мои мысли были заняты Джексоном и тем, что нам теперь делать, когда мы осиротели.

Джексон был крупицей реальности, вокруг которой крутились мои мысли. Мне виделось его милое простодушное лицо, казавшееся еще более простодушным из-за чубчика, придававшего ему несовременный вид, словно из эпохи брильянтина. Он не причесывался. Его волосы завивались сами над широким лбом. Джексон был красавчиком, как и его отец. Но, в отличие от отца, он всегда старался найти что-то светлое в жизни.