Комната наверху

Ее вид поразил его. Он никогда видел ее счастливой, но, тем не менее, она всегда была красиво одета, седые стриженые волосы были тщательно уложены, а неулыбчивое лицо искусно подкрашено.

А женщина, стоявшая в дверях, была совсем старухой. Стройное тело болезненно исхудало, седые волосы растрепались, лицо подернулось сеточкой морщин.

Неестественно отрешенная, она казалась призраком в этой темной комнате. Плечи окутывал полумрак, туфли сливались с ковром, как будто женщина приросла к полу мертвого дома. Только лицо и руки белели в темноте, будто желе, которое вот-вот задрожит и потечет, подобно амебе.

О великолепной светской даме напоминали только гордо расправленные плечи и непроницаемые глаза. Она стояла в дверях и смотрела на шофера без удивления, без ненависти. Вообще без каких-либо чувств.

Оправившись от разочарования, Свендсен глядел на нее робко, как школьник на директора. У него был несчастный вид.

Не дав ему раскрыть рта, миссис Корвит безжизненно произнесла:

— Я ждала вас.

Последовало долгое молчание. Рядом с взволнованным Свендсеном женщина казалась совсем окаменевшей. Ее тусклые глаза смотрели на него без любопытства или нетерпения. Глаза человека, который уже никогда не испытает нетерпения, потому что впереди — только смерть.

— Вы меня ждали?

— Да.

— Но… как вы…

— Вы приехали за Хильдой. — Эти слова слабым эхом повисли в воздухе. Наблюдая за ней, видя ее размытое лицо, прислушиваясь к тихому, далекому голосу, Свендсен чувствовал себя как под гипнозом.

— Вы… не возражаете?

Некоторое время они изучали друг на друга, она — спокойная, как сфинкс, он — напряженный и смущенный. Миссис Корвит заговорила так тихо, что ему пришлось напрягать слух. Казалось, ее голос угасает, делается призрачным, как и облик.

— Возражаю? — Это слово сбило ее с толку. Она по-прежнему не испытывала никаких чувств и стояла, сложив руки на груди. — Это такое глупое слово. Возражаю ли я? Двое моих детей умерли насильственной смертью. Но к вам это не имеет отношения.

Ее голос сделался усталым, она содрогнулась, словно вот-вот растает в полумраке. Тонкая нить, удерживающая ее в комнате, натянулась. Но миссис Корвит все еще не закончила свою речь.

— Вы очень любите ее? — Тон нисколько не изменился, но Свендсен понял, что она спустилась к нему, чтобы задать этот вопрос. Стараясь заглянуть в едва заметные в темноте глаза, он кивнул.

— Понимаю. — Это звучало как подведение итогов. Она казалась умиротворенной: последнее дело, оставшееся ей на Земле, наконец-то завершено.

Нить порвалась, и фигура стала удаляться. Казалось, она уплывает. Темное платье сливалось с полумраком, туфли тонули в ковре, она медленно утекала, будто эктоплазма. Но, прежде чем фигура растаяла в воздухе, из темноты тихо донеслось:

— Подождите.

Его часы тикали в тишине. Свендсен слышал такое же медленное, ровное тиканье, когда прятался в темном шкафу, чтобы выяснить, кто же эта таинственная пациентка; он чувствовал этот звук, когда стоял в коридоре и слушал признание Доры в убийстве; и вот теперь опять в пустом старом кабинете. Казалось, тиканье часов обретало особое значение в этом полном воспоминаний доме. Только попав сюда, он обратил внимание на этот звук, который отныне всегда будет ассоциироваться для него с тесным и душным стенным шкафом, с голосом Доры и с тем чувством одиночества, которое он испытывал сейчас. Свендсен ждал. Он мечтал узнать, только ли боль и смерть наполняют этот дом, или же в нем есть еще и надежда на счастье.

— Что вам угодно?

Вздрогнув, Свендсен поднял глаза. Голос звучал негромко, но жутковато, потому что в нем слышалась ненависть.

Хильда стояла в дверях. Влажно блестящие волосы растрепанными прядями ниспадали на плечи. Пудра уже не скрывала темных кругов вокруг покрасневших глаз; румяна больше не придавали красок бледному лицу. Темные округлившиеся глаза горели от злости.

Увидев ее, Свендсен почувствовал внезапный холодок в груди. Он заметил, что ее черты так же расплывчаты, а фигура так же тает во мраке, как прежде фигура матери. Она тоже была похожа на призрак, только полный ненависти.

Свендсен крадучись подошел к окну. Резко дернув за шнур, он раздвинул тяжелые занавески. Яркие желтые лучи хлынули в комнату, в полосе света трепетали мириады пылинок. Темная комната, такая мрачная всего минуту назад, перестала быть мрачной и сделалась просто старой. Массивный камин превратился в груду камня с дурацкой игрушкой наверху. Темный провал двери, уходящий в никуда, словно зазеркалье Алисы, стал всего лишь входом в музыкальный салон. А фигура в дверях уже не была бесплотным видением.

Неряшливая девушка в помятой одежде, с нечесаными волосами, стояла и терла отвыкшие от света глаза.

Свендсен подошел и взял ее за руку. Хильда напряглась. Он резко повлек ее к окну и распахнул его. Теплый воздух хлынул в дом, принося с собой свежий запах земли и травы.

Повернувшись спиной к окну, Хильда холодно посмотрела на Свендсена.

— Что вам надо? — повторила она.