Читаем Комната с видом на Арно полностью

Сесиль был страшно заинтересован разговором.

— А сейчас, — спросил он, — в ее жизни нет ничего удивительного?

— Должен сказать, — ответил священник, — что я встречал ее только в Танбридж-Уэллз, где в ней мне не открылось ничего удивительного, да еще во Флоренции. С тех пор я ее не видел; когда я переехал в приход Саммер-стрит, она была еще в отъезде. Но вы ведь виделись с ней и в Риме, и в Альпах, не так ли? О, я совсем забыл: вы же были знакомы и раньше. — Мистер Биб сделал паузу и, поразмыслив, продолжил: — Нет и во Флоренции в ней не было ничего чудесного, хотя я и надеялся, что появится.

— В каком плане?

Разговор нравился обоим, и Сесиль со священником принялись расхаживать взад и вперед по террасе.

— Я без труда мог предположить, какую мелодию она сыграет в следующий раз, — сказал мистер Биб. — Было ощущение, что она обрела крылья и намеревалась воспользоваться ими. Я могу вам показать замечательную картинку из моего итальянского дневника: мисс Ханичёрч в виде воздушного змея, мисс Бартлетт держит нить, к которой он привязан. Картинка номер два: нить рвется.

Зарисовка действительно была в дневнике, хотя сделана была уже много позже событий, на которых она была основана, — когда мистер Биб смотрел на эту историю уже отстраненно, как художник. К тому же в то время он и сам скрытно тянул за упомянутую нить.

— Но нить так и не оборвалась?

— Нет, мне так и не удалось видеть полет мисс Ханичёрч, но, вне всякого сомнения, я слышал звук падения мисс Бартлетт.

— Нить порвалась, — сообщил Сесиль низким, вибрирующим от волнения голосом.

И тут же понял, что из всех нелепых и достойных презрения способов оглашения помолвки он выбрал наихудший. Он проклял свою любовь к метафоре — ведь только что он дал понять, что считает себя некой звездой, к которой, порвав нить, устремится воздушный змей — Люси.

— Порвалась? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что она собирается выйти за меня замуж, — сообщил Сесиль натянутым голосом.

— Простите меня, я должен принести вам свои извинения, — проговорил священник, чувствуя, что не может скрыть своего разочарования. — Я не знал, что вы с Люси близки. В противном случае я не позволил бы себе столь легкомысленного тона. Но, мистер Виз, вы должны были прервать меня.

Проговорив это, священник заметил в саду фигуру Люси. Да, он, вне всякого сомнения, был разочарован.

Сесиль, который, что совершенно естественно, извинениям предпочел бы поздравления, скривил губы. Неужели мир именно так воспримет его предложение Люси? Понятно, он презирал мир в целом, как и положено мыслящему человеку, что является мерилом утонченности. Но к некоторым частичкам этого мира он, все-таки, прислушивался.

Временами Сесиль мог быть достаточно резок.

— Мне очень жаль, что я стал причиной этого недоразумения, — сказал он. — И как я полагаю, вы не одобряете выбор Люси?

— Напротив! Но вы обязаны были остановить меня. Я знаю мисс Ханичёрч совсем немного. И конечно же, мне не следовало обсуждать ее столь свободно. С вами — во всяком случае.

— Вы считаете, что в разговоре со мной были неосмотрительны?

Священник должен был собраться с мыслями. Этот мистер Виз обладал несомненным искусством ставить человека в неловкое положение. Мистер Биб вынужден был прибегнуть к средствам, которые давала ему его профессия.

— Нет, я был осмотрителен. Я предвидел во Флоренции, что спокойное безмятежное детство мисс Ханичёрч должно закончиться, и оно закончилось. Не вполне ясно, но я осознавал, что она должна сделать решительный шаг. И она сделала его. Она узнала — позвольте мне говорить свободно, так, как я начал говорить, — она узнала, что это значит — любить. Это величайший урок, который дает нам земная жизнь.

Мистер Биб воспользовался паузой, чтобы помахать приближающемуся трио. Он не мог себе позволить не сделать этого.

— И она узнала это благодаря вам, — продолжил мистер Биб тоном священника, к которому, однако, уже примешивались нотки искренности. — Теперь только от вас зависит, чтобы это знание принесло ей благо.

— Grazie tante! — поблагодарил священника Сесиль, который не любил церковнослужителей.

— Вы уже слышали? — кричала миссис Ханичёрч, не без труда поднимаясь по склону, ведущему к террасе. — О, мистер Биб, вы уже слышали новость?

Фредди, теперь полный добродушия, высвистывал свадебный марш. Юность редко протестует против уже свершившегося.

— Слышал! — крикнул в ответ священник и посмотрел на Люси. В ее присутствии он уже не мог быть священником, он мог только играть его роль. — Миссис Ханичёрч! — продолжил он. — Я собираюсь сделать то, что я обычно должен делать в таких случаях; но, как правило, робею. Я буду молиться о том, чтобы благословение снизошло на них — в большом и малом, в горе и в радости. Я желаю, чтобы всю жизнь они были в высшей степени добрыми и счастливыми — как муж и жена, как отец и мать. А теперь я желаю чаю.

— Вы вовремя попросили чаю, — ответила миссис Ханичёрч. — И как вы можете быть серьезным в Уинди-Корнер?

Перейти на страницу:

Все книги серии Англия. Классика. XX век

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза