- Тогда все в порядке, - девушка не обращала внимания на слова Крезы, черкая что-то в своих списках. - Вы можете участвовать. Паспорт обронили наши сотрудники, так что извините за это. Удачи.
Забрав документ себе, девушка так же стремительно удалилась. Освальд Павлович, еще не веря в ее слова, посмотрел на меня. Наверное, он думал, что ему это привиделось, поэтому мне пришлось подтвердить подлинность этого события.
- Вот... остолопы! - выругался старик, но лицо его сияло в этот момент, и он принялся трепать Фортуну по загривку. - Потерять паспорт! Ну ты представляешь? Головы они свои там не потеряли?!
Креза был рад, словно маленький ребенок, и его морщинистое лицо сейчас преобразилось. У меня у самой словно груз свалился с плеч. Я выдохнула, понимая, что все хорошо, и хотя бы на несколько часов Освальд Павлович будет по-настоящему счастлив. А что же Борис? Выходит, он не причастен к пропаже паспорта, а я напрасно обвинила его. Вот ведь глупая!
Освальд Павлович шел чуть впереди меня, разговаривая с Фортуной. Он не видел Бориса, который сейчас выходил из ангара вместе с парнем в форме помощников на соревнованиях. Тот что-то сказал Борису, пожал ему руку и ушел. Артемьев тоже собирался уйти, но внезапно встретил мой взгляд. Значит, я все же не ошиблась, и он в самом деле подкупил работника, чтобы украсть паспорт. Но что-то произошло, и он передумал. Неужели мои слова и впрямь задели его? Сейчас Борис казался смущенным оттого, что я увидела его вместе с одним из рабочих. Словно Артемьеву было совестно за то, что он так расчувствовался и вернул паспорт. Свое раскаяние он принял за слабость. Похоже, в голове этого человека все искажено точно в кривом зеркале.
Было сложно поверить, что такой холодный, равнодушный человек услышал меня. Но сейчас его лицо казалось усталым, а взгляд потухшим и печальным. Борис едва заметно кивнул мне, словно подтверждая мои мысли. Словно обещая жить дальше.
Я отвернулась на мгновенье, чтобы не потерять из виду Освальда Павловича, а когда повернулась, спина Артемьева уже мелькал у выхода.
***
В лавку мы вернулись поздно вечером, уставшие, но веселые. Освальд Павлович нес в руке какой-то небольшой кубок, завоеванный Фортуной, и ликовал. Он бормотал, что это надо отметить, и у него есть что-то вкусненькое. Эти слова уже грели меня, и я отправилась ставить чайник. Без чая жизнь представлялась мне унылой и серой, поэтому нужно поскорее навести его, устроиться поудобнее в мягком кресле и слушать байки Крезы.
Вечер получился чудесным. Мы ели медовый пирог с орехами из пекарни и пили чай из красивых чашечек, которые Освальд Павлович специально достал откуда-то из шкафа.
- Хорошо, что эти черти все-таки нашли документы, - сказал Освальд Павлович, и я чуть не поперхнулась чаем. - А то бы мою Фортуну так и не выпустили.
Фортуна лежала у ног хозяина и следила за происходящим в комнате сквозь прищуренные глаза.
- Это точно, умеют они нервы потрепать, - кивнула я.
- Среди бела дня да потерять паспорт, - продолжал сокрушаться Креза. - Я уж было подумал, это опять проделки моего непутевого сынка.
Я перестала улыбаться и поставила кружку на стол. Слушать, как Креза хает сына, и молчать было невозможно.
- Освальд Палыч, вы должны узнать, - сказала я. Креза перестал гладить Фортуну и посмотрел на меня. Одна бровь его почти наползала на глаз, другая, наоборот, взмыла вверх.
- Ну, что еще? - подозрительно спросил он.
- Борис был сегодня на арене, я его видела.
- Так, значит, это его проделки, - пробормотал Креза, не слишком удивленный этим известием. Он отвернулся и прикрыл на несколько секунд глаза.
- Д, он в самом деле подговорил работника арены, чтобы украсть паспорт, - кивнула я. - Но потом он передумал. И вернул его. Понимаете?
Освальд Павлович некоторое время молчал.
- А что тут понимать? - спросил он, наконец. - Борис неплохо пошутил над стариком. Это как же он меня ненавидит, что никак не успокоится...
- Да нет же, Освальд Палыч! - сказала я. - Он вовсе вас не ненавидит! Я сказала ему, что соревнования важны для вас, и он вернул паспорт! Понимаете? Между вами еще могут быть нормальные отношения, просто один из вас должен сделать первый шаг.
- И это, конечно же, я? - нахмурился Креза.
- Как вы догадались? - не без иронии спросила я. - В детстве вы не смогли дать ему ту любовь, которую он заслуживал. Вы были в трауре, скорбели по жене и сыну, вы не виноваты в том, что так относились к Борису. Но пора признать это.
- Я давно это признал, - пробормотал Креза, потирая переносицу. - Если бы я мог повернуть время, все было бы по-другому. На то, как я относился к Борьке, я теперь смотрю словно другими глазами. Мне стыдно, Кристина. Мне безумно стыдно, и это жжет меня изнутри. Лучше я буду доживать свой век в этой лавке и знать, что мое одиночество - это наказание за все, что я когда-то сделал. Или не сделал. Он никогда не простит меня.
- Сначала вы сами должны простить себя, - мягко сказала я. - Потом будет легче.