— Всем оставаться на местах и не двигаться! — крикнул тот, что стоял впереди остальных. Мы замерли, не успевая толком понять, от кого исходит приказ. Милиционеры тем временем осматривали обстановку и явно не понимали, кто именно здесь главный злодей.
— Откуда здесь эти клоуны? — пробормотал Константин Александрович, закатив глаза.
— Вы же сами сказали, что вызвали их, — напомнила я.
— Я соврал, — бросил Одинцов. На мой уничтожающий взгляд он не обратил внимания. В следующий момент в зал вошел Максим.
— Теперь понятно, кто такой шустрый, — снова буркнул Одинцов. Полицейские переглядывались между собой, а потом тот, что был главным, решил не ломать больше голову.
— Так, все подняли руки! А ты, — он кивнул на Максима, — объясняй, что здесь творится.
Вся наша компания послушно подняла руки вверх. Константин Александрович отошел на шаг назад от Краснова.
— Я понятия не имею, — признался Давыдов. — Но тот тип на полу явно плохой парень.
Полицейский смерил Максима взглядом, а потом указал на Афанасьева.
— Старик тоже поднял руки! — потребовал он.
— Повежливее, пожалуйста, это наш профессор, — напомнил Максим.
— Пацан, ты мне надоел, ну-ка выметайся, — скомандовал жандарм и отдал приказ своим подчиненным. — Выведите всех из здания, а этого, который на полу, в наручники… И руки могут опустить. Что за чертовщина здесь?..
С этими словами полицейские вытолкали Максима на улицу, а потом и всех нас.
Небо было свинцовым и тусклым, и на его мутной поверхности гнездились смятые облака. Самая унылая погода. Хуже, пожалуй, только ветреный зимний день, когда в трубах просыпаются духи, а от мороза стынут мысли и кровь. События нынешнего дня вспоминались как страшная кинолента, и я силилась понять, было ли это на самом деле. Казалось, мои чувства затаились в потаенных уголках обожженной души, и ничто не сумеет затронуть их. Это был мрачный день, когда мне впервые угрожали оружием, а друзей чуть не убили на глазах, особенно Андрея. Я думала, мне требуется долгий сон. Такой долгий, что эти события сольются с ним и изгладятся из памяти.
Но сегодня я узнала не только то, как судьба может жестоко обойтись с человеческой жизнью и разумом. Мне удалось постичь безграничную, невероятную силу души и ее способность любить.
Вокруг завода стояло пять полицейских машин, и красно-синий свет мигалок выбрасывал вдаль свои прерывистые лучи. Юрий Витальевич, опираясь на трость, что невольно рыхлила мягкую землю, беседовал со следователем. Рядом, заложив руки в карманы брюк, стоял Одинцов и курил сигарету, глубокими затяжками впуская в себя серебристый дым. Настя и Андрей сели в одну из полицейских машин, которая вскоре уехала, проложив в редкой пожухлой траве грязные колеи.
Покинув завод, я увидела высокую фигуру Максима, стоявшую вблизи полицейской машины. Ветер растрепал его светлые волосы и полы черного пальто, в котором он когда-то ждал меня в парке. Это воспоминание казалось теперь таким затерянным и вместе с тем очень теплым, возникшим родом из столь безмятежных дней. Темные глаза Давыдова напряженно и остро всматривались в каждого, кто выходил из стен старого бетонного завода. Стоило ему увидеть меня, как он стремительно двинулся вперед, преодолевая заполненное голосами расстояние, и я почувствовала в груди свое сердце. Невероятно отчетливо я помню этот миг, когда Максим шел ко мне сквозь время и дождь, и каждый его шаг будто завершал долгий путь между нами, который мне следовало пройти еще давно.
Он обнял меня. Крепко и без слов. Его руки обожгли мне плечи. Дождь степенно превращался в ливень, который намочил нам глаза и души. Когда же рядом раздалось извечное вежливое покашливание Одинцова, я с трудом отняла свое лицо от свитера Максима.
— Давыдов, у вас, вероятно, отключили дома воду, а потому вы намерены принять душ прямо здесь? — холодно поинтересовался он.
— Я намерен обнять свою девушку, — ответил Максим, правой ладонью стирая с лица бегущие капли воды. — Вы не могли бы перестать быть таким занудой и исчезнуть?
Мне не удалось сдержать смех. Константин Александрович явно решил, что у меня не все в порядке с головой в связи с произошедшим, а потому я избежала его беспощадных колкостей.
— Сил нет смотреть на то, как вы пытаетесь промокнуть и заболеть, — продолжал профессор анатомии. — У меня очень строгие отработки, это я к вам обращаюсь, Кристина. Пропусков я не потерплю.
— Меня чуть не пристрелил чертов псих, — отметила я. — Так что перестаньте быть злодеем хотя бы сегодня.
— Мне за это не платят, — пробормотал профессор и великодушно добавил: — Можете сесть в мою машину. Антураж там, конечно, не такой, как рядом с гниющей бетонной стеной и тропическим ливнем, но вы переживете это.
— Спасибо, Константин Александрович, — улыбнулся Максим. — А мы точно можем уезжать?
— Юрий Витальевич говорил со следователем, — ответил профессор. — Он предлагал поехать вам в участок и дать показания. Но я сразу понял, что с ним что-то не так. Толи сдурел от этой работы, толи природный дефект, поэтому я собираюсь отвезти вас домой.