Лица их оказались в нескольких дюймах друг от друга, дыхание смешалось. Джоли заглянула в глаза матери. В них ничего не изменилось. В них не было угрозы.
– Я хочу прогуляться, – сказала Джоли, со смятением слыша дрожь в собственном голосе. Перед ней стояла ее мать, но Джоли чувствовала, что демонстрировать слабость будет опасно. – Мне нужно подышать свежим воздухом, проветрить мозги.
– Мы должны оставаться здесь, дорогая: друг папы может позвонить. И потом, я не могу отпустить тебя одну. Хорошенькой девушке на стоит ходить одной по чужому городу.
Твайла вытерла глаза и положила на кровать чемодан матери.
– Послушай маму, Джо. Не знаю, с чего ты на меня окрысилась, но ты же знаешь, что мама на твоей стороне.
– Джоли, детка, тебя трясет, как лист на ветру, – сказала мать. – Что творит твое безумное воображение? Вернись-ка в кресло, сядь, я налью тебе еще колы.
Открыв чемодан, Твайла сказала:
– Тебе нужно было выпить колу вчера вечером в «Макдоналдсе». Ту, что я заказала с твоим десертом.
Продолжая прижимать Джоли к двери, мать улыбнулась и сказала:
– «Слишком сладко – кола с десертом». Вот что ты сказала. И конечно, была права.
Значит, в колу подмешали успокоительное.
– Когда вы с мамой вернулись из туалета, – сказала Твайла, – она выпила свой кофе, весь, до капли. Если ты тоже выпила тогда колу, то сейчас бы так не волновалась.
Мать улыбнулась. Ее дыхание было теплым, приятным, как аромат свежевыпеченного хлеба. Голос звучал мягко, успокаивающе.
– Твайла права, дорогая. Ты бы сейчас так не волновалась. Видишь, я же не волнуюсь. В этом нет необходимости, детка. Давай вернемся в кресло, сядем и будем уважительно относиться друг к другу.
Из чемодана матери Твайла вытащила шприцы и коробочку с теплоизоляцией, положила их на покрывало.
– Что со мной будет? – спросила Джоли.
– С тобой? – переспросила мать и рассмеялась, тихо и подчеркнуто любовно, словно неспособность младшей дочери понять происходящее казалась ей восхитительной. – Ничего с тобой не случится, девочка. Обожаю твою склонность все драматизировать. Настанет день – и ты, может, станешь великим писателем. По-настоящему великим.
– Что это за шприцы?
– Тебе же делают каждый год прививку от гриппа, да?
– Грипп тут ни при чем. Сейчас не сезон. И в любом случае, прививки делают доктора.
Голос матери звучал успокаивающе и очень рассудительно.
– Нет, Джоли, не только доктора. Еще сестры. Иногда фармацевты. Люди с минимальными навыками делают прививки в супермаркетах и всяких таких местах, и ты сама говорила, что это совсем не больно. Помнишь? Да помнишь, конечно. Ты права, детка, грипп тут ни при чем. Это гораздо важнее дурацкой прививки от гриппа.
Чем больше мать говорила, тем меньше она казалась похожей на мать. Она говорила… елейно. Масляным голосом. Она изо всех сил пыталась успокоить Джоли, плотно накладывая одно на другое успокоительные слова.
– У меня голова кружится, – сказала Джоли. Она стояла прямо, напрягая плечи, а мать прижимала ее к двери. Джоли вдруг осела, ноги ее подогнулись. – Мне нужно присесть.
– Нам всем нужно присесть, детка. Давай сядем и вместе подумаем, что к чему.
Твайла уже доставала новую бутылку колы из мини-бара.
– Ладно, – слабым голосом произнесла Джоли. – Давай сядем, и вы мне расскажете, в чем дело.
Мать убрала руки, но туловищем по-прежнему прижимала Джоли к двери. Затем улыбнулась:
– Вот это больше похоже на мою Джоли.
Глядя в глаза дочери, она потрепала ее по щеке с явной любовью, искренней или нет.
Чувствуя отвращение к себе, Джоли все же сделала это – укусила мать за руку. Укусила сильно, почувствовав вкус крови на языке. Мать вскрикнула от потрясения и боли, отошла на шаг, и Джоли ударила ее в живот. Та упала на колени рядом с кроватью.
Сумочка матери стояла рядом, на тумбочке. Джоли схватила ее, метнулась к выходу, сбросила цепочку, распахнула дверь, выскочила наружу, захлопнула дверь и побежала.
Номер находился на третьем этаже. Лестницы по обоим концам коридора. К лифту не успеть.
Джоли распахнула дверь на лестницу и услышала позади топот. Оглянулась. Твайла.