Комната страха

Если они что-нибудь найдут, то я сразу пойму это по их поведению и скромно ретируюсь на все четыре стороны. На три. Потому что их сторона для этого не подходит. А как выручать машину с автостоянки, куда ее обязательно отгонят, и как оправдываться — соображу после, в более свободную минуту. Сейчас же у меня все время — занятое. Самопрядов заждался уже своего паспорта.

Не оглядываясь, очень уверенно я пересекла людской поток и, войдя в тень улочки, заспешила к телефону. Ну, позвонить вздумалось женщине, пока милицейские специалисты трудятся над ее машиной, это так естественно.

Я, войдя в образ, даже жетончик в сумке нашарила, в прорезь опустила, сняла трубку и взялась нажимать на кнопки, дергая рычаг всякий раз, как набор срабатывал. И поглядывала, не забывала, на дела этих трудяг. «Девятка» теперь еще и с разинутым капотом стояла. Когда же они салоном займутся? И когда обеспокоятся моим отсутствием? Скучно становится. А что я, собственно говоря, время-то теряю!

— Алло? — после первого же гудка ответил мне густой и незнакомый мужской голос.

— Чекменева позовите, пожалуйста.

— Кто его спрашивает?

Вот это вопрос, хорошенькое дело! По этому, Костиному, спортзальному номеру мне еще никогда так не отвечали.

— Какая вам разница! — схамила я, возмутившись.

— В таком случае ничем помочь не могу.

Там дело пошло к тому, чтобы положить трубку, и я, встревожившись, поспешила представиться:

— Татьяна Иванова его спрашивает!

— Секунду, — густо отлили ответ.

— Татьянка, это ты?

Такие интонации я у Кости слышала после спарринга с серией противников, вступающих в бой один за другим без перерыва. Не могла я его так умотать прошедшей ночью, не могла в прямом смысле, потому что заснула после первого же «спарринга». А проснулась настолько поздно, что, как была, неумытая, помчалась домой переодеваться.

— Костя, у тебя неприятности? Что случилось?

— Чертовщина, Тань! — ответил он, уже приободрившись. — Взорвалась раздевалка. Ну, там, где мы душ принимаем, поняла?

— Как? Расскажи подробней! — потребовала я, похолодев от догадки.

— Как? Просто. — Он хехекнул по-ненормальному. — Сразу, как только ты уехала. Я пошел умываться, повернул выключатель, тут и рвануло. Таньк, ты знаешь что? Перекрытие рухнуло! А сверху-то каморка, кабинетик мой. В общем, диван теперь находится на первом этаже, вот как.

— Ты ранен? Костя, не ври! — потребовала я.

— Я в дверях стоял. Дверью меня и накрыло. Сорвало ее, дверь-то. И все. Нет, правда! Да ты сама подумай, не в больнице же я! Что? Кто ответил тебе? Милиции здесь полно, разбираются.

— Я сейчас приеду. Постарайся меня дождаться, не уезжай, даже с милицией. А сейчас передай трубку следователю, или кто у них там самый главный.

Опять тот же тягучий голос. Впрочем, слышала я его мало, потому что в основном говорила сама, и моя речь его заинтересовала, если не сказать больше. Заинтересовала настолько, что он спросил, куда прислать за мной машину, но я отказалась. Мелькнула было мысль попросить его по оперативной связи прекратить надругательство над моей, девственно-чистой от всяких взрывчаток, теперь это стало ясно как божий день, машиной. Гаишники все еще в ней копались, мать их души! Но, сгорая от нетерпения, я не стала тратить на это время.

Выскочив из будки и напугав своей резвостью бабку, шкандыбавшую мимо, я выбежала на дорогу и «проголосовала» с такой энергией, что первая же машина остановилась по моему жесту, как по мановению волшебной палочки.

— Сколько? — спросил паренек после того, как назвала я ему пункт назначения.

— Сколько скажешь.

Я плюхнулась рядом с ним, захлопнула дверцу и поехала к Косте.

Паренек за рулем попытался немного пофлиртовать, но я не отвечала на его неуклюжие остроты и даже головы не поворачивала в его сторону. Ему это скоро надоело, и он заткнулся. Так-то лучше. Подрядился извозчиком быть — будь любезен соответствовать должности. А через несколько минут я пожалела о его молчании, потому что, получив возможность, вдруг принялась ругать себя так сильно, такими распоследними словами, какие вслух не выговаривала, даже находясь в сугубом одиночестве. Я, кажется, их шептала. Уж очень тревожно стал поглядывать на меня паренек.

Ай да минер, ай да сукин сын, неугомонное отродье! После той первосортной езды, что получил от меня, чесать бы ему домой, к жене, раны зализывать и принимать соболезнования. Нет, увязался следом, патриот своих господ, дело доделывать! А я-то хороша! Ехала, «Крэйзер» слушала, кошек пугала и пыжилась по-индюшачьи от своей лихости и удачливости и волокла за собой такой «хвост»! И прямо к Косте. К не ожидавшему ничего плохого Константину. Он мне обрадовался. И пострадал. А могло бы и вообще убить. На то и рассчитано было. Диван провалился, надо же!