Комната свиданий, или Кодекс поведения блондинки

Подъем в восемь, и пока он принимает душ, у меня уже должен быть готов обильный и калорийный завтрак, к этому меня приучили.

Мужчина уходит на работу на целый день, говорилось мне, так будь любезна потрудиться, потом хоть целый день отдыхай… Ну, относительно отдыха – вопрос проблематичный, но насчет завтрака я старалась.

Омлет с ветчиной и сыром, блинчики (упаси бог купить готовые, один раз я попробовала – такого наслушалась!), сырники с вареньем и сметаной или же вареники с творогом. Гречневую кашу удавалось его уговорить съесть, только если щедро полить ее грибным соусом. Оладьи с медом, блины с тремя разными начинками, как на Масленицу. А потом большой калорийный бутерброд и пол-литровая чашка кофе с сахаром и сливками.

Я вспомнила и ужаснулась. А он все это употреблял – еще бы, мужчина едет на службу! Ей-богу, можно подумать, что он уходит на весь день в поле пахать или косить!

Да Володечке после такого завтрака надо было только до работы доехать, а там уже секретарша наготове с кофеваркой. И ланч в два часа дня в ресторане – это святое. А там уж я жду дома с полным ужином из четырех блюд – должен же человек, придя с работы, нормально поесть!

Интересно, кто ему подавал завтрак все эти пять месяцев? Что не Ольга – это точно. Неужели мой бывший муженек научился сам жарить яичницу?

Стало быть, в девять они уехали – каждый на своей машине. Володька весь день был на виду, а Ольга, по его словам, уехала по делам и звонила ему в два часа дня на мобильный – сказала, что болит голова и она едет домой отлежаться. То есть в два часа дня она еще была жива – так утверждает мой бывший, и следователь Кудеярова уж, наверное, проверила звонок.

Но по словам фермера Пал Палыча, а он не станет врать, незачем ему это, он видел Ольгу здесь в двенадцать часов. Значит, она зачем-то вернулась домой, а Володьке об этом ничего не сказала. Впрочем, я поняла, что положение ее в фирме было вольное – что хотела, то и делала, вот за это небось ее рядовые сотрудницы терпеть не могли! Что мне как раз на руку.

– Пал Палыч, – я тронула фермера за руку, – а вы точно знаете, что это она была, ну, та женщина, что в доме жила?

– А как же! – Он даже обиделся. – Хоть я с ней мало общался, но в лицо помню. И машина ее, красный «Пежо». Мы как с тобой с ней стояли, я помогал с воротами, она еще руку прищемила, ругалась. Даже удивительно – такая вся из себя дама, а ругается как сапожник!

Что-что, а это Ольга умела – я вспомнила, как она вела себя в ресторане.

– Сильно прищемила? – оживился дядя Вася.

– Ну, вроде бы да, кожу содрала, даже кровь показалась…

– Какая рука? – деловито спросил дядя Вася.

– Левая, вот тут, – фермер потер основание мизинца.

– На себе не показывайте, – машинально заметила я.

Тут «жигуленок» наконец завелся, и мы уехали, потому что Пал Палыч уже смотрел с подозрением – слишком много вопросов мы задавали.

Всю дорогу дядя Вася молчал, прикидывая про себя, как бы половчее сообщить про наши наблюдения милиции, а я волновалась, как там Бонни. Он отпустил меня утром с огромным скандалом, понадобилось вмешательство дяди Васи, который вытолкал меня из гаража во двор и провел с Бонни суровую мужскую беседу. Что уж там было сказано, мне неведомо, однако Бонни согласился посидеть один и даже обещал не выть, не лаять и не бодать головой ворота – они хоть и сделаны были в девятнадцатом веке на совесть, однако времени все же прошло много, а сила у моего питомца немереная, никакие ворота не выдержат.

Мои волнения оказались не напрасны. Когда мы открыли гараж, увидели такую картину. Бонни лежал у самых ворот в полном изнеможении, а пол вокруг был покрьп следами маленьких лап.

– Все ясно, – усмехнулся дядя Вася, – это Буденный над ним издевался. А такая махина не могла с крысой справиться. Трясся тут весь день как осиновый лист, трус несчастный!

– Он не трус! – пылко вступилась я за несчастного измученного дога. – У него просто идиосинкразия на крыс!

Услышав такое мудреное слово, дядя Вася уважительно замолчал. Я положила лобастую голову Бонни себе на колени и опрометчиво пообещала не покидать его больше так надолго.

– Вот что, тезка, – сказал дядя Вася, – надо нам всем перебираться ко мне в квартиру. Ты женщина молодая, к комфорту приученная, долго тут не выдержишь. И этот вон, – он кивнул на Бонни, – еще помрет от разрыва сердца.

– Да мне неудобно… – промямлила я, – вас стеснять… И что соседи подумают?

– А что соседи? – оживился дядя Вася. – Подумают, что Макарыч на старости лет молодую любовницу завел! Еще завидовать станут! Да шучу я, шучу! – посерьезнел он. – Скажу, что племянница в гости приехала из Мелитополя или из Новохоперска. Тебе как лучше?

– Без разницы! – Я повеселела, поскольку появилась реальная возможность помьпься в ванне.