Комната Вагинова

Нина не помнила, чтобы бабушка водила ее по врачам, чтобы родовую травму как-то лечили. Главным средством от родовой травмы была особая, заряженная у народного целителя вода натощак. Бабушка-врач называла ее живой водой, без которой Нина уже давно бы погибла. Сперва Нине нравилось на домашнем обучении. В школе учителя были раздраженными, грубыми, иногда просто свирепыми. Но в интерьерах бабушкиной квартиры, в меховых тапочках и с чашкой из фамильного сервиза они оказывались людьми милыми и задушевными, щедрыми на пятерки. Нина росла в Приозерске, и как раз в то время, когда она перевелась на домашнее обучение, в городе распространился слух о секте сатанистов, орудовавшей в окрестностях. Они якобы похищали домашних животных и иногда детей — расчленяли тела, приносили в жертву. Бабушка все время говорила об этих сектантах, живописуя и смакуя подробности: что и как отрезали или же отрубали, какие ощущения должна была переживать жертва по мере расставания с той или иной частью тела. Многим сверстникам Нины тогда запрещалось гулять одним и покидать пределы двора, Нине же не разрешалось выходить даже во двор без присмотра бабушки. А бабушка нечасто и неохотно покидала квартиру. Нина, впрочем, и не думала бунтовать: она была спокойной и покладистой девочкой. К тому же натуралистичные описания сатанинских ритуалов достаточно ее запугали.

Единственной подруге Нины Лере дозволялось приходить в гости еженедельно, но та почти никогда не пользовалась такой привилегией. Подруга жаловалась, что в этой квартире ей неуютно: в ней слишком темно и пахнет мокрыми шкурами. Кроме того, подруга считала, что бабушка Нины все время стоит под дверью и подслушивает их разговоры.

Нина круглосуточно сидела в этой огромной мрачной квартире — в просторном пыльном мешке. У нее была своя комната, все пространство которой съедала двуспальная кровать. Сбоку был втиснут крохотный столик, на котором едва умещались тетрадь с учебником. Поскольку бабушка почти все время спала, а половицы в квартире скрипели ужасно громко, Нина, чтобы не будить бабушку, не покидала комнаты. Сделав пару кругов, она сдавалась на милость кровати, сутками валялась в ней с книжками, вдыхая их едкую многолетнюю пыль. Кроме того, комната Нины почти не проветривалась: бабушка слишком боялась сквозняков. С переводом на домашнее обучение головные боли у Нины значительно участились, но с образом жизни и обстановкой бабушка это не связывала.

Нину лишили общения с мальчиками, что не мешало бабушке активно заниматься ее секспросветом. С врачебной непосредственностью и какой-то нечеловеческой брезгливостью к «половому зуду», которым почему-то так одержим род homo, бабушка описывала различные проявления сексуальной жизни. Без тени смущения говорила об интимных процессах, никогда не утруждая себя поиском эвфемизмов вроде «низ живота». Было неясно, к чему Нине эти абстрактные знания. Вероятно, бабушка думала, что мальчики в какой-то момент просто сгустятся из тьмы гостиной. Они сразу появятся, стоит дать слабину в гигиене, — как тараканы или клопы. Но даже поддержание идеальной чистоты не гарантирует избавления от паразитов. Мальчики и мужчины — это загадочные и гнусные существа, время от времени выпускающие в атмосферу облака спермы.

Нина прочла всю бабушкину библиотеку: полные собрания сочинений русских классиков, сотни томов серий «Библиотека всемирной литературы» и «Литературные памятники». Нина перечитывала из раза в раз романы Достоевского и Кафки, и мужские персонажи накладывались на собирательный образ мужчины, созданный бабушкой. Если Нина пыталась представить себе будущего парня, то в голове неизменно возникал нервный, худой и бледный юноша с роботизированной походкой. Он ходил из угла в угол, произносил путаный истерический монолог о Боге и Истине, после чего снимал штаны и давал в воздух очередной залп спермы.

Сексуальное просвещение началось очень рано — гораздо раньше, чем Нина стала задумываться о подобных вещах. Она не задумывалась о них очень долго, но все же этот момент настал. Просто однажды Нина увидела в окно пару подростков, которые целовались, сидя на лавочке возле подъезда, целовались, вульгарно раззявив рты, так, что с пятого этажа можно было разглядеть их языки. Парочка целовалась под невыносимо громкий скрип качелей: качели были пусты и, должно быть, качались от ветра. Скрип, на который Нина прежде не обращала внимания, вдруг стал доставлять ей острейшую боль — как от лечения зуба без анестезии. Этот случай запустил в голове Нины необратимый процесс. С каждым днем она все меньше ощущала себя чудом спасенной больной и все больше — пленницей, хитростью привлеченной в подвал, заточенной в нем, оставленной гнить заживо.