Читаем Компаньонка полностью

— Это звезды мне тебя послали, — радостно бросается она мне на шею, осыпая мне веки, виски, щеки поцелуями. — Знаешь, что я придумала? Игру! Потрясающую игру для нас с тобой! Называется «Путешествия в подземный мир»! Обойдем с тобой наш подземный мир. Вытащим все, что до сегодняшнего дня не хотели видеть, нырнем на самую глубину, как ныряльщики за жемчугом. Расскажем друг другу все наши мечты, все наши сны. Все детские воспоминания, все раны, о которых мы вроде бы забыли… А когда нам будет страшно рассказывать, глядя в глаза друг другу, мы будем писать друг другу письма. В заголовке будем писать «Вести из подполья». И в письме напишем все, что получится и что захочется. Согласна? А?

Говоря это, она ворошит своими красивыми руками с тонкими пальцами мои волосы. Мне не хочется, чтобы она убирала руки. У меня на сердце будто идет прекрасный теплый летний дождь. Слабым голосом отвечаю: «Как хочешь».

Как только я произношу эти слова, что-то меняется. Я чувствую, что те тысячи теплых рек, омывших мне душу, внезапно пересохли. Как хочешь. Все только так, как хочешь ты.

Осторожно отстранив ее, встаю с кресла.

— Ну и что еще такого произошло вечером?

Она тоже вскакивает и внезапно похолодевшим голосом говорит:

— Да больше ничего особенного.

А потом, смахнув со лба треугольную челку, как ни в чем не бывало продолжает:

— Этот тип влюбил в себя всех женщин за столом. Видела бы ты нашу ледяную принцессу Мэри Джейн! Под взглядом этого парня она таяла, как статуя из сливочного масла. Не растерялась одна Парвати Норан. Вовсю проявила свою божественную сущность и победила. Дональд Карр весь вечер не сводил с нее глаз.

Тут она хихикает. И начинает скакать на одной ножке по полу, будто на нем начерчены классики. Только классики странные, напоминают какой-то дикий танец. Одновременно она продолжает говорить:

— Но этого ей было мало! — холодок, появившийся было в ее голосе, растаял. Успокаиваюсь. — Поверь мне, вечер был бесподобный. Я так смеялась над глупыми речами капитана, что опрокинула на себя стакан с водой. Хотела вытереться салфеткой, но и ее уронила на пол. А когда наклонилась под стол, увидела такое!.. Тебе и не снилось!

— Ну, и что ты там увидела?

— Как Парвати Норан прижимается ногами к ногам нашего писателя. И ужасно к нему пристает.

Я смеюсь:

— И это рядом со своим любовником! К Дональду Карру!

— Нет-нет! — прыгает она ко мне. — Не к Дональду Карру — тот занят ее взглядом — а к нашему писателю. Помнишь, мы дремали в шезлонгах, а он целовался со своим любовником?

Я сажусь в кресло, откуда только что встала.

Она продолжает скакать. О том эпизоде мне вспоминать не хочется.

— А потом что было? — интересуюсь я.

Как только произношу это, чувствую раздражение и невероятную усталость.

Она же ребенок. Танцы на острие ножа, черт бы их побрал.

— А что еще может быть? Пока все не встали из-за стола, писатель краснел и смущался. Старался не показать любовнику вида. Ему это удалось. А его любовник — как наивный ребенок. Эмоции в чистом виде. Настолько занят собой, что кроме себя никого и ничего не видит.

— А что еще было?

— А что еще могло быть? — раздраженно говорит она. — Потом мы встали из-за стола. Мэри Джейн и другие намылились в бар. А я, блин, приперлась вот к тебе!

— Намылились, блин, приперлась… Ты где это таких слов набралась сегодня вечером, а? — ненависть из моих слов разливается по комнате, словно жидкий газ. (Я полное дерьмо. Ничего не понимаю в детях. Полное дерьмо.)

— Ты сама постоянно употребляешь такие слова.

— А может, ты постепенно становишься на меня похожа?! Если это так, то хуже меня тебе роли не найти.

Она злится:

— А может быть, это ты постепенно становишься на меня похожа? Именно это тебя бесит и пугает.

— Вставай, пойдем в бар. Посмотрим на этого Дональда Карра.

Она нагло смотрит на меня:

— Или пропустим по парочке рюмок, если мне захочется.

Ах, как мы командовать умеем.

— Как пожелает ваше наследное высочество. Я всего лишь ваша компаньонка.

Ее глаза победно блестят, и она говорит:

— Прошу вас пройти вперед. Сегодня я буду вашей компаньонкой.

* * *

Дональд Карр — высокий и очень красивый человек атлетического сложения. Редкие светлые волосы, толстые усы, подчеркивающие аккуратный нос, карие глаза, горящие неподдельным интересом, когда он смотрит вам в глаза. Немножко напоминает Хэмфри Богарта, когда кривовато, но пленительно улыбается. Слова так и перекатываются у него во рту, быстрые и небрежные, хотя каждое его слово имеет большой вес.

Он остроумен и весел. Любую неудачную шутку в свой адрес он тотчас делает удачной. Так как веселые мужчины — те, что могут быть веселыми без пошлых шуток, — превращаются в вымирающий вид, обычно я даю увлечь себя болтовней. А еще я рада, что не поссорилась с девочкой. Вскоре бар наполняется нашим смехом.

— Вы позволите?

Поворачиваю голову и вижу, что Мэри Джейн ждет, что я подвину стул и дам ей пройти. Ее глаза стали серо-металлического цвета, и я в тот же миг понимаю, что, внезапно появившись в баре с девочкой, порушила ее планы на вечер с Дональдом Карром.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза