Компаньонка

– Эх, Кора, Кора, – покачала головой Луиза. – Да хватит уже трястись за мою девственность, что я ее тут где-нибудь потеряю. К вашему сведению, я ее с собой даже и не брала. Она где-то в Канзасе осталась. – Луиза вытянула вверх бледные руки и прогнула спину. – Простите, что я вам говорю об этом сейчас, когда вы с таким рвением выполняете свой долг. Это прелестно, конечно. – Она скрестила руки и надула губки. – Бедненькая Кора. Бедненькая глупенькая Кора на страже моей девственности. Боюсь, вы в этой поездке – дурочка на дурацких ролях. Невинность потеряна давным-давно.

Кора всмотрелась в ее лицо, в сонные глаза. Да врет она все, хочет обескуражить. Но нет, пожалуй, Луиза расслабилась; не била на эффект, как обычно. Речь выходила бессвязная, но честная.

– Удивлены? – Луиза потянула в рот прядь черных волос, но длины не хватило. – Думаю, вы, леди города Уичиты, о моей воскресной школе знаете не так уж много.

Кора помотала головой. Она не понимала.

Луиза закатила глаза:

– Эдди Винсент.

Кора не сразу вспомнила, кто это.

– Мистер Винсент? Он тебя учил в воскресной школе. Ты сказала, он отвозил тебя в церковь.

– Угу, и много чего еще.

С таким насмешливым лицом, таким беззаботным тоном. Кора сглотнула. Неужели ей совсем не стыдно намекать на такое? Но ведь это же означает… означает что-то ужасное.

– Ты что такое говоришь? Ты что, хочешь сказать… Луиза, выражайся прямо.

– Я хочу сказать, что мы были любовниками, тупица. – Она приподняла подол и выпустила – он упал на колени. – Подарил мне эту сорочку. Во какая красотулька. Ничего рубашечка? Подарил мне ее и снимал в ней на фото, очень красивые фото делал. У него хороший глаз. Мог бы художником стать, да вот беда, жену обрюхатил.

Кора ощутила, какая жесткая плитка на полу и как душно в ванной.

– Луиза. Эдвард Винсент – уважаемый в городе человек. Это серьезное обвинение.

– Да не обвиняю я никого. – Луиза разглядывала свою ладонь. – Я просто вам говорю, что мы состояли в связи. Я была его любовницей.

Кора вгляделась ей в глаза: может, хоть чуточку боится или сожалеет, может, отведет взгляд, и станет понятно, что все это ложь или по крайней мере преувеличение. Но нет. Луиза смотрела уверенно, даже гордо.

– Луиза. – Кору замутило. – Если это правда, если этот ужас, который ты мне рассказываешь, правда, то это была никакая не связь. И не была ты его любовницей. Эдвард Винсент старше меня. Он в воскресной школе преподает. – Кора мрачно покачала головой. – Я должна рассказать твоей матери.

Луиза протяжно зевнула.

– А-а, думаю, она и так знает. Она знала, что он меня фотографирует, что я ему позирую. Она думала, мне эти фотографии пригодятся для будущего успеха. А в подробности мы не вдавались, – Луиза укоризненно глянула на Кору: – Вряд ли она захочет с вами об этом разговаривать. Скорее всего, ей не понравится, что вы так… фамильярны.

Кора прижала руку к горлу. Как будто желчная рвота и джин вылились к ней в желудок. Эдвард Винсент, такой прилизанный, с самоуверенной улыбкой, вечно сидит в церкви на передней скамье бок о бок с женой. И Майра хороша! Ну какая мать разрешит дочери позировать для подобных снимков? Что с этой женщиной вообще?!

– Луиза, – тихо сказала Кора. – Ты уверена, что она знает… насколько далеко у вас зашло? Мне трудно поверить, что мать может спокойно смотреть, как женатый мужчина в возрасте… компрометирует ее четырнадцатилетнюю дочь.

– Да не компрометировал он меня. Что вы все талдычите это слово? Мы трахались, вот и все! – Она хищно улыбнулась, рассмеялась. – Я люблю трахаться. Может, вы не любите, а я вот люблю.

Кора отвернулась. Если девочка думала шокировать ее этими своими словечками, этой своей грубостью, она преуспела. Ей приятно разыгрывать из себя юную раскрепощенную эмансипе, ошеломлять и ошарашивать Кору и все ее поколение. Но, вновь взглянув на Луизу, Кора не увидела никакой раскрепощенности. Только поза, бравада и неуверенность под ней.

– Нет, Луиза. Нет. Если ты говоришь правду, Эдвард Винсент просто воспользовался тобой. Ты была ребенком. Ты и теперь еще ребенок.

– Вы просто не знаете, о чем говорите. Я же сказала, что мне самой это нравилось. Мне нравилось его трахать. Вы такая старая и закоченевшая, что вам не понять.

Кора до боли закусила губы. Луиза даже в пьяной болтовне знала, куда бить. Но сейчас это не имело значения.

– Надо сказать священнику.

– Нет! Нет. Господи. Не трогайте вы Эдди.

– Он до сих пор преподает в воскресной школе.

– И?

– Там есть другие девочки.

Луиза возвела черные глаза к потолку:

– Другие девочки? Он не похож на сексуального маньяка. Ему нравилась я. И ничего плохого я в этом не вижу. А если понравится еще какая-нибудь, ну и умничка. Я в Нью-Йорке, мне-то что?

Убедительно, подумала Кора. Или это не совсем бравада? Или она действительно так изощрена, так беспечна и настолько отличается от Коры, что им друг друга не понять? Но Кора не сдавалась.

– Луиза, он сотворил большое зло. Если ты говоришь правду, он сотворил большое зло. Он воспользовался своим положением. Когда это случилось? В прошлом году? Когда тебе было четырнадцать? Тринадцать?