Здоровяк постоял недолго надо мной, а потом широко и обезоруживающе улыбнулся:
– Тебя как звать-то, малец?
На душе сразу стало теплее.
– Эд… Эд ан Бауди.
– Будем знакомы. Я Эльм, а это Фарри. Ну да ты, наверное, уже знаешь, собачья жизнь.
Торопливо позавтракав
В темноте грузового трюма я видел, что алтарь Светлого Бога соскочил со своего места и врезался в альков своего темного противника. Что же стало с телом шамана после аварии?
– Сканди… – прошептал я. Эльм повернулся, проследил мой взгляд и покачал головой:
– Идем. Нет времени.
Мы вышли на лед. После тепла жилой палубы холод чувствовался не так остро. Я пару минут даже размышлял, заматывать лицо шарфом или нет, но в конце концов принял правильное решение и прикрыл шерстью все, что можно было прикрыть. На ветру, когда на улице находишься не час и не два, не стоит лишний раз рисковать. Холод коварен.
Так началось наше путешествие. Долгий путь трех замотанных в одежды фигурок с лыжами на плечах, с рюкзаками, в очках против снежной слепоты.
– Идем, – еще раз сказал Эльм. Из-под его шарфа с дыханием вырывались клубы пара. На улице было градусов двадцать, не меньше. Фарри, похожий на колобка из-за одежд, стоял рядом с ним и, задрав голову, смотрел на покосившийся ледоход.
– До того как стемнеет, мы должны пройти как можно больше. Ночью будет холодно, – Эльм глянул на небо. – Очень холодно, собачье племя!
Глава седьмая
Смерть во льдах
Впервые я увидел ту черную тень совершенно случайно. Весь вечер мы ворочали выпиленные ледяные блоки, сооружая укрытие на ночь. Фарри, уставший за день больше всех, топил на горелке снег, и мы то и дело подходили к парящему котелку, чтобы уловить озябшим телом хотя бы толику тепла. Мальчишка, у которого из мохнатого капюшона торчал лишь побелевший нос, изучал, как тают кристаллики льда, превращаясь в воду. Лед, политый энгу, шипел и горел синим пламенем.
Эльм работал молча, иногда прерываясь, чтобы попрыгать и помахать руками, согреваясь. Ледовый домик, честно говоря, он мог построить и один, но я все равно старался ему помочь, тем более что никогда раньше мне не приходилось сооружать убежище в таких местах. Вокруг, куда хватало глаз, катились замерзшие волны заструг, а там, откуда мы пришли, бугрились их особенно крупные карнизы.
Вместе с силачом мы составили блоки так, чтобы злой пронизывающий ветер не задувал внутрь. Затем Эльм полил стыки талой водой из котелка Фарри, и она почти сразу замерзла. Дольше всего пришлось возиться с узким входом, который на ночь предполагалось засыпать снегом. Лаз мы продолбили прямо во льду, так чтобы он был ниже уровня пола нашего пристанища. Признаться честно, я промок насквозь, пока махал ледорубом. Мышцы гудели от усталости, но неровная канавка, скрывающаяся под снежным куполом, радовала глаз, и я почти не обращал внимания на то, что потихоньку замерзаю.
Последним штрихом стала плошка с оленьим жиром, которую Эльм достал из рюкзака. Окинув нас взглядом, жалких и бессильных, здоровяк сказал:
– Скоро можно будет отдохнуть, потерпите. Фарри, не спи!
Мальчик сонно вскинул голову, а Эльм спрыгнул в желоб и полез внутрь.
Я посмотрел назад.
Тогда мне подумалось, что это морок. Зимний мираж. Черная фигурка мелькнула среди далеких холмов-карнизов и исчезла. После трудного перехода и постройки укрытия могло почудиться и не такое. Глаза слипались сами собой, но я держался, а тут и вовсе очнулся от дурной слабости.
Зверь ли это был? Или мне просто показалось?
Несколько долгих минут я буравил горизонт усталым взглядом, но движение не повторилось.
– Залезайте! – выбрался наружу Эльм.
Внутри ледового убежища оказалось неожиданно уютно. На вырубленной в блоке полочке стояла плошка, и в ней горел жир, даря тепло и свет. Я заполз внутрь и достал из мешка изумительно сухое одеяло. Следом за мной появился Фарри, похожий на диковинное и пушистое животное.
Последним залез Эльм.
– Ну что, мальцы, скоро надышим, нагреем – и будет совсем хорошо, – улыбался он.
Оборудовав спальные места, мы разлеглись, положив замерзшего Фарри между собой. Он ощутимо дрожал, но вскоре подуспокоился, пригревшись. Холод от пропитавшейся потом одежды какое-то время не давал мне покоя, но вскоре я надышал под одеялом так, что постепенно начал отключаться. Компас больно тыкался в ребра, и потому пришлось выложить его и запихнуть под скомканную одежду, превращенную в подушку.
– А ведь я не хотел сюда ехать, – вдруг сказал Эльм. – Помнишь, Фарри? Я же говорил, что здесь, собачья плешь, гиблое место!
Фарри молчал и лишь сопел носом. Снаружи царила мертвая тишина, даже ветер, вымотавшись за день, утих.
– Но ничего, мелюзга, – продолжил здоровяк. Он лежал на спине, и я видел его закрытые глаза. – Ничего. Пару деньков померзнем…