Компас

Безумье, что умру, — и всё ж,
Увы, Мадам, сомнений нет.
Но прежде… бред: вот ты идешь…
Безумье… над землей плывешь
И оставляешь звездный след;
Летящих бедер каждый шаг —
Да, я безумен, от любви, —
В такой вгоняет ужас… страх,
Что сердце ухает в ушах
Под барабанный бой в крови[406]

.

Бедняга действительно умер безумцем, безумным от любви и безумным от Христа, и Сара — возможно, не без основания — считает, что месяцы, проведенные в Бейруте, и его паломничество в Иерусалим положили начало (совсем как «встреча» святого Бенедикта Лабра[407], его патрона и патрона Верлена) печальным изменениям, приведшим к кризису 1891 года: он языком рисовал знаки креста на земле, постоянно бормотал молитвы и сдирал с себя одежды. Охваченный слуховыми галлюцинациями, он перестал отвечать на увещевания окружающих. Его изолировали. Но то ли ему удалось скрыть признаки своей святости, то ли прошло действие абсента, однако через несколько месяцев его отпустили; тогда он схватил заплечный мешок и посох и пешком отправился в Рим, как святой Бенедикт Лабр в XVIII веке:

Посох странника в руку вложил.
Тот святой был бедным, худым,
Словно вольная птица жил:
Он покинул земли уголок,
Свою келью, где был одинок,
Монастырского корма шматок
И, к оракулам века глухой
И понятный лишь для Небес,
Наделенный даром чудес,
Через дол он пошел и лес, —
Алый нимб над его головой[408]

.