Читаем Компьютерная лингвистика для всех - Мифы, Алгоритмы, Язык полностью

щения. Как на картинах пуантилистов, каждая вещь изображается множеством разноцветпых изолированных точек, каждая точка есть тоже вещь, состоящая из точек, и, вглядываясь в детали причудливой картины мира, теряешь ощущение реальности существования. В 1938 г. в Париже появился знаменитый роман Ж.-П. Сартра "Тошнота", возникло философское течение абсурда, получившее название "экзистенциализм". Герой романа созерцает в парке деревья.

"Я приготовился увидеть, как движение возникает из небытия, как мало-помалу зреет и расцветает - наконец-то мне удастся подсмотреть, как существование рождается на свет. Но не понадобилось и трех секунд, чтобы все мои надежды рухнули. На колеблющихся ветках, слепо шаривших вокруг, я не мог уловить "переход" к существованию. Сама идея перехода тоже придумана людьми. Слишком определенная идея. Все эти крошечные подрагивания были отделены друг от друга, выступали сами по себе. Они со всех сторон кишели на ветках и сучьях. Они вихрились вокруг этих высохших рук, обволакивая их крохотными ураганами. Само собой, движение было чем-то иным, нежели дерево. И все равно это был абсолют. Вещь. Все, на что натыкался мой взгляд, было заполнено. На концах веток роились существования, они непрерывно обновлялись, но они не рождались никогда. И все существующее, что мельтешило вокруг дерева, не являлось ниоткуда и не исчезло никуда. Вдруг оказывалось, что оно существует, и потом вдруг, что уже - нет. Сществование лишено памяти: от ушедших оно не сохраняет ничего - даже воспоминания. Существование всюду до бесконечности излишне, излишне всегда и всюду. Существование всегда ограничено только существованием... Они не хотели существовать, но не могли не существовать - вот в чем загвоздка" (66).

Экзистенциализм отличается пристальным вниманием к переходу между существованием и небытием. Только этот переход объявляется истинным бытием, все остальное, включая само существование и небытие, абсурд - логические ловушки нашей мысли. В 1942 г. среди дрожащих неторопливых мелодий экзистенциализма прозвучал новый восточный мотив. Вышла в свет повесть Камю "Посторонний". Герой ее, алжирец Мерсо, живет в абсурдном мире вещей и событий. Он видит вещи, слышит звуки, хоронит мать, совершает бессмысленное убийство и все время безучастно наблюдает себя со стороны. Он посторонний, он тоже вещь в мире вещей. И только в ночь перед казнью он неожиданно избавляется от гипноза постороннего наблюдателя и запоздало бунтует.

=====================================================

(66) Сартр Ж. П. Тошнота (Иностр. лит.- 1989.- Э 7.- С. 96.

=====================================================

"Тошнота" Ж. П. Сартра и "Посторонний" Камю дают описание чувства абсурда. Это сложное чувство нуждается в объяснении. Абстрактные концепции, связанные с философией абсурда, излагаются в "Объяснении постороннего" Сартра и "Мифе о Сизифе. Эссе об абсурде" Камю. Логика абсурда (в нем тоже есть свои структура и логика) раскрывается в творчестве Кафки. В "Мифе о Сизифе" Камю начинает с проблемы самоубийства.

"Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить,значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатыо категориями - второстепенно. Таковы условия игры: прежде всего нужно дать ответ" 87.

Ф. М. Достоевский - один из тех, кто наиболее остро воспринимал все грани абсурда. В своих поисках он поднимаетсч к богу и опускается на землю, парит над ужасающей бездной и падает в нее. Никому не дано удержаться между небом и землей. Только вверх или вниз. Преступление требует наказания или наказание требует преступления? В абсурдном мире однозначных ответов нет. Есть только две условные грани - существование и небытие. Одну истертую, потрескавшуюся грань мы, кажется знаем. Что же там, за пределом? И в каком-то кошмарном, повторяющемся, черном, абсурдном сне Свидригайлов медленно подносит к виску пистолет и равнодушно нажимает курок. От звука выстрела он хотел проснуться, но выстрел прозвучал не во сне. И все же экзистенциализм решает в пользу прекрасной и потрясающей в своей абсурдности жизни, вернее, в пользу творчества, высшая цель которого - выявление как можно более точного раздела между нашим абсурдным миром и его переходом в свое отрицание. Неважно, что стоит за этим отрицанием,- другой абсурд или вечерке ничто.

МИФЫ И РОБОТЫ

Парадоксы языка типа антиномии "Лжец" часто обыгрывают фантасты. Перед роботом ставится скрытая логическая загадка, любое решение которой противо

=====================================================

(67) Камю А. Миф о Сизифе.- С. 210

=====================================================

Перейти на страницу:

Похожие книги

От слов к телу
От слов к телу

Сборник приурочен к 60-летию Юрия Гаврииловича Цивьяна, киноведа, профессора Чикагского университета, чьи работы уже оказали заметное влияние на ход развития российской литературоведческой мысли и впредь могут быть рекомендованы в списки обязательного чтения современного филолога.Поэтому и среди авторов сборника наряду с российскими и зарубежными историками кино и театра — видные литературоведы, исследования которых охватывают круг имен от Пушкина до Набокова, от Эдгара По до Вальтера Беньямина, от Гоголя до Твардовского. Многие статьи посвящены тематике жеста и движения в искусстве, разрабатываемой в новейших работах юбиляра.

авторов Коллектив , Георгий Ахиллович Левинтон , Екатерина Эдуардовна Лямина , Мариэтта Омаровна Чудакова , Татьяна Николаевна Степанищева

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное