Комплекс андрогина (СИ)

Впрочем, нет, я не могу к ней прикасаться. Я измазан в них, в этих людях. Даже противно, что биологически я сам принадлежу к ним. Они вообще не люди. Такое чувство, что по моему телу шарили щупальца, оставляя липкий слой слизи. Мне и сейчас кажется, что стоит только шевельнуться, и я наткнусь на чей-нибудь извивающийся язык или грязные, липкие от пота ладони. Десятки, сотни языков и рук, тысячи холодных прикосновений. Как засунуть пальцы в рот трупу или принимать ванну с дохлыми осьминогами.

Кто меня трогает? Нет, не прикасайтесь ко мне. Ну и что, что я сам идти не могу. Значит, поползу домой. Я все равно грязный. Вы испачкали меня, изваляли в гнусности. Я не пачкаюсь об пол, я пачкаю пол, вытирая об него всю эту дрянь…

Глава 10. Злостные нарушители дисциплины

Адрес: военная база «Либерти», общежитие Верхней академии, этаж 3, каюта 18. Имя: Алеста Гредер. Статус: гражданин первого порядка.

Звонок в дверь раздался неожиданно. Я даже подскочила на стуле, чуть не пролив чай. Кого это принесло на ночь глядя? Памятуя о своем печальном опыте с открытием двери, я решила его больше не повторять. Звонок раздался снова. Я все равно не пошла к двери. Тогда дверь открылась сама, и в проем протиснулась четвероногая конструкция из коменданта и Элиса. Первый был раздражен, второй — невменяем.

— Забирай этого идиота, — сказал комендант и с облегчением сгрузил его возле стеночки. — Кое-как дотащил.

— Что с ним? — спросила я, подходя к Элу и стараясь при этом держаться подальше от коменданта.

— Закусывать надо, что-что, — отмахнулся комендант. — Спокойной ночи.

И он пошел к себе. Я хотела было его поблагодарить, но в этот момент Элис извернулся, встал на четвереньки и пополз в сторону ванной. Надеюсь, он не допился до рвоты. Двигался Эл не по прямой, а зигзагами, и на поворотах его заносило. Один раз он даже упал. Я сжалилась, ухватила его за рубашку и стала направлять. Перевела через порог санузла и собралась было закрыть дверь, чтобы не смущать его, но Элис направился не к унитазу, а в душ.

— Эй, Элис, я же тебе говорила: пьяным в душ нельзя.

— Моя душа грязна, и чёрен ее след. Преступника сего — в тюрьму на сотню лет. Когда, скажите мне, я путь свой потерял? Черна моя душа, печален мой финал, — заплетающимся языком выдал он, поднялся по стеночке до смесителя, пустил воду и забрался под нее, даже не раздеваясь и не задергивая шторку.

— Тоже мне, поэт-философ. Ты бы хоть разделся, что ли, — посоветовала я, но Элис пребывал в полном неадеквате. Сомневаюсь, что он вообще меня услышал: сидел, привалившись к стеночке, и наслаждался потоком воды. Я подошла и добавила холодной: может, протрезвеет. Ни-фи-га. Он только задрожал, трогательно обнял себя за плечи и, похоже, приготовился здесь поспать.

— Элис, вылезай, — я потрясла его за плечо.

— Нет! — уверенно откликнулся он.

— Почему?

— Я в грязи. Я измазан в мерзости. Я буду сидеть здесь, пока кислота не разъест мою кожу.

— Какая кислота, что ты несешь? Ты точно только пил? Наркоту не принимал?

— Нет. Я точно принимал кислоту. То есть пил наркоту. То есть… больно.

— Где больно? — я обеспокоенно осмотрела его.

— Кожу больно. Кислота жжется, — и он принялся стучать зубами. Я вздохнула и попыталась вытащить его оттуда.

— Нет! Я не пойду, я грязный, мне нельзя, — бормотал он, даже не пытаясь сфокусировать на мне взгляд.

— А если я тебя вымою, ты пойдешь?

Он не ответил. Просто выдернул свою руку из моей хватки и забрался обратно под «кислоту». Пришлось все-таки вернуть ему горячую воду.

— Снимай одежду, — велела я, поливая жесткую губку гелем для душа. Элис послушно схватился за края глухо застегнутой рубашки и с силой, свойственной только пьяным людям, дернул ее вверх, попытавшись снять на манер футболки — через голову. Была бы рубашка сухой, полетели бы пуговки в разные стороны. Но в мокром виде нитки были куда прочней. Элис застрял, спелёнутый, как псих в смирительной рубашке: грудь голая, а руки прижаты рубашкой к голове. День открытых дверей в дурдоме. Снять, что ли, его на камеру? А впрочем, ладно, ему и так несладко живется.

Я вздохнула, кое-как уговорила его перестать дергаться и расстегнула непослушные пуговицы. Потом стянула с него кеды и носки. Из джинсов его пришлось вытряхивать. Надеюсь, я не набила ему синяков. Трусы стянулись вместе с джинсами. Я кое-как отжала все это и бросила в стиральную машинку. Оглянулась: Элис сидел на коленях, запрокинув голову вверх и сложив ладошки перед грудью. Молился, что ли? Чего только пьяные люди не вытворяют.