— Нет, это слишком грубо. Ты как будто после бега пытаешься отдышаться, — раскритиковала я. — Полегче давай, полегче. Во-от, правильно. Теперь по поводу голоса: ты не должен говорить откровенно жалостливо: это всегда выглядит подозрительно. Ты должен говорить так, словно тебе совсем не хочется признаваться в том, что ты плохо себя чувствуешь. Это понятно?
— Угу, — кивнул Элис.
— Дальше. Дыши ртом и время от времени облизывайся. У тебя это, кстати, здорово получается, — призналась я. — Спинку прогибай, а живот при этом втягивай. Вот так.
Я показала, сама смутившись тому, что делаю.
— Но только совсем чуть-чуть, — сразу предупредила я. — Не переигрывай. Все должно быть на грани. Если переиграешь — тебя раскроют. Если недоиграешь — тоже. Если сыграешь слишком хорошо — ну, ты и сам знаешь, что за этим последует.
Эл поморщился.
— А теперь давай снимай свою футболку и надевай рубашку: расстегивание пуговок — тоже весьма завлекательная штука, не будем лишать медика этого удовольствия.
Элис вздохнул и поменял футболку на рубашку. Стоило ему застегнуться, как я заявила:
— Ну вот, а теперь давай порепетируем. Итак, я за медика. Подхожу к тебе со стетоскопом. Давай, соблазняй меня.
Эл еще с полминуты помялся, потом опустил глаза в пол и начал расстегивать пуговки. Где-то на третьей или четвертой он то ли специально, то ли от того, что чувствовал себя не в своей тарелке, прикусил губу. Выглядело это очень сексапильно. Пуговки тем временем закончились. Я непроизвольно уставилась на нежную кожу груди. Элис спустил рубашку с плеч. Я потянулась и коснулась его. Эл очень натурально вздрогнул от прикосновения. Сделал пару завлекательных вздохов и…
— Да ну на фиг! Я так сам себе порноактрису напоминаю, — не выдержал он, набрасывая рубашку обратно и живо ее застегивая.
— Не психуй, — ответила я, ловя его за руку. — Так и надо, только чуть попроще, естественнее. Фуфло твоя порнуха, в жизни девушки куда круче могут экстаз изображать. Еще и верят при этом в то, что делают.
— Но я не девушка! — вспылил Элис, вырываясь. — И вообще, я передумал: лучше пойду туалеты драить.
— Если справишься, я схожу с тобой на свидание, — выложила я свой козырь и хитро улыбнулась. Попался: я-то настоящая девушка, пусть и страшненькая, и всегда знаю, чем подцепить отдельно взятого мужчину. Если он, конечно, моего возраста: не разбираюсь в тех, кому за тридцать.
— Ладно, — смирился Элис. — Пойдем, проводишь меня до кабинета.
В кабинет он меня с собой не позвал. Сказал, что медицинских работников мне особенно стоит остерегаться: они слишком хорошо знакомы со всеми генетическими моделями, и врач вполне может догадаться по моему лицу, что я не с их базы. Пришлось постоять у неплотно закрытой двери, нервно прислушиваясь к происходящему внутри. Конечно, ничего страшного не случится, даже если наш план провалится, но не хотелось бы снова видеть расстроенную мордашку Элиса.
— Ну? Как? — спросила я, когда он, наконец, вышел и деловито закрыл за собой дверь.
— Как-как, — передразнил он. — С тебя свидание.
И с широкой улыбкой он обнял меня за плечи и повел по коридору.
— Горжусь тобой, — заявила я, похлопав его по спине.
— По животу еще похлопай — вот тут, — показал он.
— Зачем? — удивилась я.
— Он меня тут трогал, — брезгливо скривился Эл. Я со смехом похлопала его по животу.
— Куда пойдем? — спросила я, отсмеявшись. — Опять по свалкам?
— Нет, — задумался Элис. — Давай на верхние уровни сходим, в оранжереи. Я давно настоящего солнца не видел. А на некоторых участках еще и людей почти не бывает.
— Почему? — удивилась я, остановившись, чтобы достать влажную салфетку и стереть с его лица маску вампира.
— Планировка неудачная, — пояснил Элис, подставляя мне мордашку. — Так что гравитация там слабая и неравномерная. Растениям все равно, а людей мутит с непривычки.
— Не люблю невесомость, — нахмурилась я.
— Да ну, брось, тебе понравится, — заспорил Эл. — Я тут одно место знаю классное, так там вообще летать можно. Пойдем!
Он ухватил меня за руку и с силой потянул в один из жутких лифтов.
— Бее. Меня уже тошнит, — пожаловалась я, ощутив ускорение при подъеме. Не люблю лифты. Тем более скрипящие при движении. Элис сжал мою ладонь и подбадривающе улыбнулся. Садист. Я понимаю, что он как воспитанник военной академии регулярно проходит учения в условиях невесомости, но я-то — обычный ковчежный житель: терпеть не могу невесомость и до чертиков боюсь разгерметизации. Правда, как оказалось, до мучения с невесомостью меня ждал еще десятикилометровый марш-бросок по полузаброшенному техническому этажу базы.
— Элис, погоди, — пропыхтела я, запнувшись в очередной раз.
— Мы почти пришли, — радостно заявил он, с легкостью перепрыгивая очередное препятствие.
— Элис, у меня «трояк» был по физкультуре. Будь человеком, дай подышать, — взмолилась я, споткнулась и растянулась на животе среди мусора и пыли. Он, наконец, соизволил снизойти к моим мольбам, остановился и помог мне подняться. Признаю, физическая подготовка у них тут на высшем уровне: Элис даже не запыхался. Я же взмокла и никак не могла отдышаться.