Комплекс хорошей девочки (ЛП)

— Маккензи, детка, послушай меня. — Кинкейд протягивает руку, чтобы прикоснуться к ней, и мне приходится приложить чертовски много усилий, чтобы не сломать его руку, когда я встаю между ними. Рот расплющивается, он опускает руку. — В выходные перед началом занятий этот парень затеял со мной драку в баре, и я добился его увольнения на месте. Помнишь? У меня был синяк под глазом, когда я помогал тебе переехать в общежитие?

— Ты сказал мне, что получил это, играя в баскетбол, — обвиняет она с немалой долей яда в голосе.

— Да, хорошо, я солгал. — Он неохотно уступает, торопясь изложить свою точку зрения, поскольку скрещенные руки Мак и отсутствие зрительного контакта говорят о том, что он быстро теряет к ней интерес. — Но сейчас я не лгу.

— Как я должна отличать? — Никто не сравнится с Мак в битве на истощение. Она могла целый день спорить о количестве облаков на небе, просто чтобы быть права.

— Разве это не очевидно? — Он теряет терпение, вскидывая руки в воздух. — Он трахает тебя только для того, чтобы отомстить мне.

— Ладно, достаточно. — Если я не могу спрятать его лицо в песок и покончить с этим здесь, я не останусь здесь, чтобы позволить ему разрушить мою жизнь. — Тебе нужно убираться отсюда, чувак. Оставь ее в покое.

— Маккензи, ну же, — умоляет он. — Ты же не всерьез влюбилась в его бред, верно? Я знаю, ты молода, но ты не можешь быть такой глупой.

Вот и все. Густой снисходительный акцент выводит Мак из себя, и выражение ее лица становится яростным.

— Самая глупая вещь, которую я когда-либо делала, это так долго встречалась с тобой, — парирует она. — К счастью, это не то решение, с которым мне придется жить.

Она срывается с места и направляется к нашей группе, протискиваясь мимо Эвана. Когда мы вдвоем выстраиваемся в очередь за ней, у меня возникает яркое воспоминание о том, как много раз наши учителя вели нас в кабинет директора. Я скорее чувствую, чем вижу, как Эван спрашивает меня, все ли у нас хорошо, но у меня нет ответа, пока мы не достигаем нашего участка песка, и Мак поворачивается ко мне.

— Кончай с этим, — приказывает она.

— С чем?

Даже когда я отгораживаюсь от нее, я задаюсь вопросом, не тот ли это момент, когда я должен признаться. Признаю, что поначалу у меня были не самые благородные намерения, но после нашей встречи все изменилось.

Она бы поняла. Может быть, даже получила от этого удовольствие. Мы бы от души посмеялись, и это стало бы забавной историей, которую мы рассказываем на вечеринках.

Или она никогда больше не заговорит со мной, пока однажды я не вернусь домой и не увижу свой дом в огне и воткнутую в землю табличку с надписью "Мы должны видеть других людей", написанную пеплом.

— Не шути со мной. — Мак тычет пальцем мне в грудь. — О чем он говорил? Вы двое знаете друг друга?

И снова у нас есть зрители, и снова, чувствуя на себе взгляды наших друзей, мое мужество покидает меня. Если я скажу ей правду наедине, есть шанс, что я потеряю ее. Если я скажу ей правду перед дюжиной других людей, потеря ее — это гарантия. Она была бы унижена перед всеми. Она никогда не простит меня.

На этот раз ложь обжигает мой язык.

— Все, что я знаю о нем, я слышал в городе или от тебя. Я бы не смог выбрать этого парня из списка подозреваемых.

Она становится пугающе неподвижной, едва дыша, когда смотрит на меня.

Паника закипает у меня внутри, но внешне я сохраняю нейтральное выражение лица. Я придерживаюсь своей истории. Я давным-давно усвоил, что те, кого ловят, это те, кто ломается. Ключ к успешной лжи — это верить в нее. Тогда отрицай, отрицай, отрицай.

— Была драка? — Мак наклоняет голову, как будто поймала меня в ловушку.

— Мак, они могли бы заполнить футбольные стадионы таким количеством идиотов, которые напиваются и затевают всякую чушь. Если бы он был одним из них, я бы, честно говоря, не запомнил.

Явно расстроенная, она поворачивается к Эвану.

— Купера действительно уволили?

На долю секунды я беспокоюсь, что их новый платонический роман может прикончить меня.

— У него была летняя работа в баре Стеф. — Пожав плечами, Эван даже меня убедил. Думаю, мы все еще на одной стороне, когда это имеет значение. — Это было временно.

Она смотрит мимо Эвана туда, где Стеф устроилась на своем стуле и взяла свою книгу.

— Стеф? — спрашивает Мак. — Это правда?

Не отрываясь от книги, Стеф кивает за толстыми черными солнцезащитными очками.

— Это была летняя подработка.

Облегчение накатывает на меня, а затем исчезает, когда я замечаю, что Хайди приближается к группе. На ее лице нерешительность.

Блядь.

Я знаю этот взгляд. Озорство ради озорства. Хайди — девушка, которая никогда не упускала возможности устроить пожар, просто чтобы услышать крики. Добавьте к этому тот факт, что в последнее время она злится на меня чаще, чем нет, и что она не фанат этой договоренности или Maк. Но когда наши взгляды ненадолго встречаются, я молча умоляю ее дать мне эту единственную вещь.

— Серьезно, ребята, я умираю с голоду, — говорит она со скучающим нытьем. — Мы уже можем убираться отсюда к черту?

Клянусь своими зубами, я выберусь отсюда живым.