Комплекс Мадонны

Робби сделал конем неосмотрительный ход, и ферзевой фланг оказался незащищенным. Барбара максимально воспользовалась этим, связав коня и ферзя черными слонами.

— Вам понравилась Элейн?

— Очень. — Барбара подняла взгляд от доски и стала смотреть, как Робби внимательно изучал возможность угрозы с ее стороны. — А я вам понравилась?

— Это важно?

— Очень. Я хочу стать вашим другом.

— Вы скоро станете моей мачехой.

— Не говорите подобных глупостей.

— Я — ваш пасынок или скоро буду им. От этого мне немного не по себе. Как-то странно думать о вас в этом качестве.

— Тогда к чему беспокоиться?

— Это — жизнь, юридически оформленная действительность.

— Не говорите, словно школьник. Вы что, думаете, что я стану понукать, давать советы или урежу ваше содержание?

— Шах, — сказал Робби.

— Это ошибка.

Барбара аккуратно передвинула коня, сделав вилку слону и ферзю. Робби отдал слона, но его позиция улучшилась.

— Не думаю, что вы станете делать какие-либо глупости, — сказал он.

— Это что, должно означать, что я — хитрая аферистка, имеющая какой-то стратегический план?

— Этому я не судья.

— Ладно, вы усилили натиск.

— Но вы забрали моего слона. Я действительно не знаю, что сказать, Барбара. Я в каком-то смятении.

— Вы хороший актер.

— Я очень люблю своего отца и не хотел бы, чтобы он испытывал неудобства.

— Что ж, значит, мы на одной стороне.

— Надеюсь.

Барбара сама зажгла сигарету, отмахнувшись от предложенной зажигалки.

— Вы не хотите быть моим другом?

— И что я должен сказать на это? Нам ничего друг о друге не известно. Возможно, наши темпераменты нельзя совместить.

— Вы хотите это выяснить?

— Разумеется, хочу.

— О чем вы думаете? — Она продолжила до того, как он успел ответить. — Приблизительно вот так: я готов все сложить в сумку — Элейн, ее семью, свою карьеру, деньги; если мне не понравится то, что я увижу, я смогу смыться, как только сочту нужным.

Она ослабила внимание, и Робби отыграл пешку.

— Это лишь одна из точек зрения, да?

— Вы стоите на ней?

— В настоящее время я только стараюсь выиграть партию, это простая задача. Мне кажется, что меня загнали в угол.

— В шахматах?

— Да, в шахматах, — с непроницаемым лицом ответил он.

Барбара сердито смахнула фигуры с доски, и Робби, побледневший и напряженный, поднялся из-за стола.

— Как бы вы себя повели, если бы стали проигрывать, ударили бы меня подсвечником? Послушайте, не надо так решительно наступать на незнакомого человека. Дайте мне время, хорошо? Я же знаком с вами без году неделя. Мне что, полагается любить вас?

Барбаре захотелось расплакаться, но она сдержалась.

— Вы правы. Прошу прощения. Я вела себя, как идиотка.

Он ничего не ответил, что еще больше взбесило ее.

— Я сказала, что сожалею.

Робби печально покачал головой и стал собирать с пола фигуры.

— Почему бы вам не лечь спать? — сказал он. — Вас это сильно утомило. Мне это хорошо видно.

— Это первая фраза понимания, которую вы мне сказали. Знаете, мне было очень неприятно. Ваш отец последние несколько недель вел себя, словно лунатик.

— Не говорите о нем так.

— Мне необходимо кому-то выговориться.

— Ну только не мне. Я полагаю, что вы — поразительно красивая женщина, несомненно умная, чертовски сильны в шахматах, и надеюсь, что вы оба будете очень счастливы.

— А, черт. Я кончена…

Барбара расплакалась и выбежала из комнаты. Робби замер — каменное изваяние. Его тело ныло от нервного напряжения. За ужином Робби вел себя, как на торжественном приеме по случаю вручения академических премий, вежливо выслушивал все, о чем говорила Барбара, даже ее речь о вине, которая длилась десять минут и напоминала рассказы некоторых разочарованных, эмоционально нестабильных женщин о своих пуделях. Барбара говорила на пяти различных языках, но Робби уловил только несколько французских слов, лишь половину из которых он понял. И в завершение всего, неизвестно почему, именно в эту минуту, возможно, сам особняк, морской воздух, а может быть, радостные и игривые звуки, доносившиеся из ванной комнаты, пробудили у Робби такое желание обладать Элейн, что его колени обмякли. Опустив плечи, он с трудом потащился в свою спальню. Принять душ, а затем спать допоздна.

Когда он начал раздеваться в своей ванной комнате, из соседней ванной донеслось завывающее стаккато всхлипываний. Робби открыл воду полностью, надеясь, что Барбара, услышав это, перестанет плакать. Прихрамывая, он забрался под душ. Теперь не было слышно ничего, кроме потоков воды, льющейся на кафельные плитки. Вытершись, Робби надел пижаму. Барбара все еще плакала, и его захлестнул прилив жалости к ней. Молодая женщина, неуверенная в себе, уязвимая, определенно не была крепким орешком, охотящимся за легкой добычей. Причесавшись, Робби накинул банный халат и постучал в дверь ее спальни. Он услышал шаркающие по полу шлепанцы, наконец появилась Барбара. Она была в одной комбинации, а лицо покрыто беспорядочными извилинами непросохших слез. Глаза же почернели от потекшей туши.

— Барбара, давайте забудем, что случилось. — Робби протянул руку. — Давайте будем друзьями.