— В Бирмингеме мы поселились в большой гостинице. В «Татвейлере». Когда Лаура была маленькой, она воображала, что для того, чтобы снять там номер, нужно быть миллионером. А по выходным, когда происходили крупные футбольные встречи, «Татвейлер» заполняли ребята из Алабамы, из университета, которые распивали «Цветок магнолии», танцевали и занимались любовью; и Лаура всегда хотела пожить в этой гостинице, потому теперь мы так и сделали. Мы там поужинали и пошли гулять по городу, и Лаура показывала мне все ужасные достопримечательности Бирмингема. Для нее это было подобно путешествию Кука в ад, но она говорила, что мне нужно знать и посмотреть все, чтобы, когда я соберусь умирать, мне не было страшно, так как ад я уже видела. Я не хочу сказать, что город был внешне уродлив, просто он был сценой виденных Лаурой кошмаров. Она показала мне приют, кондитерскую лавку, в которую бегала девчонкой, а затем, когда мы устали гулять и собрались возвращаться в гостиницу, Лаура сказала, что эту ночь мы должны провести на ферме. Я не хотела, но она меня уговорила.
Она взяла машину напрокат, и мы поехали в Аннистон. Кажется, с автомобилем что-то случилось, так как Лаура свернула к заправке. Точно сказать не могу, так как я приняла ЛСД и, несмотря на ночь, видела все, как при дневном свете. Сколько времени мы ехали, я не знаю. Возможно, больше часа, и когда мы въехали в Аннистон, все уже было закрыто. Там было мрачно и угрюмо — это я помню. Магазины мужской одежды с костюмами тысяча девятьсот тридцатых годов, ужасные обувные магазины с тупоносыми башмаками, которые носит деревенщина. Мы остановились у светофора, и я помню, что увидела несколько человек, сидящих в машине, и мужчина на переднем сиденье высунул из окна бамбуковый шест длиной в девять футов. Я подумала: «Отлично я полетела, этого быть не может, я все это себе представила», а Лаура сказала: «Барб, это называется ужением черномазых. Они сидят в машине и, когда мимо проходит цветной, опускают окно, высовывают шест и бьют его по коленям, а если тот сопротивляется и пытается убежать, его догоняют и задают порядочную взбучку. Поэтому негр предпочитает оставаться на месте и, получив несколько ударов, говорит: «Благодарю вас, джентльмены, за то, что вы учите меня хорошему поведению». А эти люди скалятся и говорят: «Это хороший парень, а не один из этих митингующих ниггеров. Ты хороший парень, ага». И они позволяют ему пройти. Мне такое не могло прийти в голову. Я потом собиралась спросить у Лауры, действительно ли она говорила мне это. Чтобы вновь вспомнить. О чем-то. Наверное, о поездке. Мы проехали мимо придорожной закусочной «Красное Яблоко», где пара фараонов торговала контрабандным виски. В каждом округе голосуют за введение сухого закона. В этом округе сухой закон был введен, но спиртное мог достать каждый.
Мы свернули с главной дороги, и Лаура поехала по крутой грунтовой дороге. Наконец она остановила машину, помогла мне выйти и сказала: «Вот оно, во всей своей животной красе». Я увидела грядки с овощами, а в некотором отдалении — дом с темными окнами. А еще ярдах в ста перед нами — сарай и свиной хлев рядом с ним. Мы пошли туда, и в руках у Лауры что-то было. Что, я не знала. И я увидела, словно при дневном свете, ферму, зеленые ряды салата, услышала хрюканье свиней, почувствовала запах коровьего навоза. «В разное время я пряталась здесь на каждом дюйме, — сказала Лаура, — здесь есть такие укромные места, о которых наши ублюдки даже не имеют представления, так как никогда по-настоящему не прятались». Мы приблизились к сараю — большому квадратному зданию с покатой крышей. «Эта крыша из гофрированного железа, в разгар лета она нагревается до ста двадцати градусов, а когда холодно, промерзаешь до костного мозга. Здесь всегда сквозняк, так как открытое место. Лес кончается где-то в миле за домом. Бывало, я спала там, и клянусь, что насчитала девяносто триллионов дождевых капель. Я всегда их хорошо считала». Мы подошли к хлеву, там визжала целая сотня свиней. «У меня для тебя, Барб, специально припасен рассказ о свиньях. Потом я расскажу тебе его. Кэл и Дрю любили свиней. Да, они очень любили их». Лаура толкнула дверь сарая, и та широко распахнулась. Она потрогала хомуты — так, словно они были старыми друзьями, с которыми ее связывали воспоминания. Затем Лаура швырнула что-то на пол. Это был бензин. Она принесла его из машины в канистре. «Когда я подожгу это, мы побежим к зарослям. Там у меня есть убежище в камнях. Там нас не увидят». Лаура зажгла спичку, и тут же вспыхнуло пламя. Оно распространилось быстро, послышался ужасающе громкий треск, будто сарай был живым существом.