Я смотрю, как эта девушка идет к воротам и несчастно топает по резиновому ковру в мою сторону. Она развязывает шнурки на своих коньках и надевает защиту на каждое лезвие, помещая их в мягкий футляр. Ее бедра усыпаны стразами. Ей, должно быть, двенадцать или тринадцать, я думаю, она всего на несколько лет моложе, чем была Джерри Лейк во время скандала.
– Ты очень талантлива, – говорю я.
Девочка пожимает плечами. Она засовывает одну руку, а затем вторую в стеганую зимнюю куртку. Всхлипывает.
– Я упала.
– Я видела. Мне жаль. Ты ударилась?
Она качает головой. Юрген проезжает мимо, кривляется, машет мне рукой и посылает воздушные поцелуи. Девочка краснеет. Я точно знаю, как она себя чувствует; не могу поверить, что он мой. Она вытирает нос рукавом, засовывает крошечные ножки во флисовые ботинки.
– Он ваш парень?
– Муж.
Ее глаза следят за Юргеном, который легко скользит сквозь толпу фигуристов.
– Он хороший.
– Да, – я киваю, обнимая себя, чтобы согреться.
– Вы не хотите кататься на коньках? – спрашивает она.
– Нет.
Девочка пожимает плечами и вытаскивает из кармана пару перчаток. Я успеваю заметить красные рубцы на ее пальцах, как у Джерри Лейк, от многих лет завязывания шнурков.
– Я ходила в одну школу с фигуристкой, – вспоминаю я.
– Клево.
– Она участвовала в соревнованиях. Выигрывала трофеи.
Почему я говорю ей это?
– Я заняла шестое место на «Коньках на льду». Но награду за это не дают. Может, я слышала о твоей подруге. Она известная?
– Нет, – говорю я.
– Трудно добраться до вершины, – дает мне знать девочка.
– С ней случился несчастный случай.
– Ой. – Девочка грустно смотрит на каток. – Это отстойно.
– Она упала, – говорю я.
Я представляю Джерри на земле. Ее колено выгнуто назад, одна рука поднята, как у манекена. Ее темные волосы собраны в пучок.
Озерный ветер кружит вокруг, заставляя слезиться глаза.
– Мне очень жаль, – говорит девочка.
Она кусает губу и пристально смотрит на меня, как будто собирается задать мне вопрос.
Я вытираю глаза и быстро встаю, оглядывая толпу в поисках мужа.
На льду Юрген кружит и кружит. Он скользит на одной ноге, раскинув руки, как древнегреческий Антерос.
11
Две недели спустя горожанка ждала меня у церкви Святой Гертруды, прислонившись к кирпичной стене, где ее одноклассники недавно перебрались через забор и написали баллончиком слово ОГУРЦЫ большими зелеными дутыми буквами. Это было что-то новое, огурцы. Нам потребовалось время, чтобы понять это. Она закручивала резинку школьного галстука вокруг запястья, оставляя на коже красные вмятины, похожие на ожоги. Ее волосы, заплетенные в толстую косу, были даже длиннее, чем я помнила, и доходили до талии.
– Сюрприз, – сказала Лорен. – Спорим, ты не думала, что снова увидишь меня.
Она была права.
– Ну, ты пригласишь меня или что?
Я в ужасе посмотрела на дверь своего общежития. Она была ученицей школы Короля Эдмунда. Горожанкой. Для гостей нужно было получать письменное разрешение и лично представлять каждого нашей домовладелице. Если меня поймают с горожанином в моей комнате, мальчиком или девочкой, у меня могут быть серьезные неприятности, мне устроят выволочку на глазах у Толстой Фрэн или посадят под арест. Я понимала, что она не собирается отступать, и, испугавшись, что кто-то из моих друзей поймает меня за разговором с учеником Короля Эдмунда, быстро провела ее внутрь общежития, и мы поднялись в спальню раньше, чем кто-либо смог нас заметить. Мне повезло, что в общежитии было необычно тихо; в тот день у теннисной команды была выездная игра, а Джерри тренировалась. Лорен вытряхнула сигареты из полной пачки и протянула мне.
– Держи, – она дала мне две. – Считай это знаком моей признательности.
На самом деле мне были не нужны ее сигареты, но у меня не было другого выхода, кроме как взять их.
– Ладно, спасибо.
– Это твои мама и папа?
Она изучала фотографии в серебряных рамках, что стояли у меня на столе. Сначала она взяла фотографию, на которой мы втроем отдыхали во Франции, а затем ту, где я прыгаю на пони.
– Ты увлекаешься верховой ездой, да?
Я отмахнулась непонятным жестом, хотя на самом деле в детстве я была одержима лошадьми. Я была одной из тех девушек, которые могли бесконечно рассказывать обо всем, что связано с пони, от копыт до огромного количества снаряжения, необходимого для езды на них: уздечки и удила, подкладки под седло и мартингалы.
Лорен отложила фотографию лошади и распутно улыбнулась, поиграв бровями.
– Были еще какие-нибудь особые посылки?
Я безучастно посмотрела на нее.
– Ты знаешь. – Она сделала жест в воздухе, согнув пальцы в туннель размером с пенис и раскачивая его назад и вперед.
Я скривилась, но сказала ей правду.
– Да, вообще-то.