Комплекс Росомахи

то попадалось не то. А когда ключи нашлись и она потащила их наружу, то,

опережая связку, из кармашка выскочила и покатилась по бетонному полу

лестничной клетки непонятная вещица из старинной жизни московских барынь.

Человек, стоявший на пролет выше, скверно выругался сквозь зубы. Он-то

сразу узнал эту вещь. И она ему была нужна позарез. Просто до смерти она была

ему необходима.

Значит, не только ему? И откуда взялась вот эта шалава?

Он поздно пришел. Ну не мог он прийти раньше! Он пришел и сразу увидел

фраера в костюме возле двери нужной квартиры. Тогда он поднялся выше, замер,

принялся аккуратно наблюдать. Думал, тот позвонит в дверь и отвалит. В квартире-

то никого. А вышло иначе.

Интересно, срисовал его фраер? Вроде, не должен, типичный менеджер

среднего звена. Кроме себя великолепного, никем не интересуется.

Но откуда эта шалава близорукая нарисовалась? Ну что за непруха, блин, и

так все хреново, а тут еще такой облом! Может, девка вещь подхватила случайно?

Вряд ли, вряд ли!.. Он же искал. И проверил все места, где обычно лохи

прячут, – унитазный бачок, морозилка, крупа, прочее, прочее… Не нашел. Ему бы

времени побольше, но помешали. Хотя где еще-то смотреть? Шмонать все без

разбору?

Вот он и вернулся пошмонать. И опоздал. А девка, видно, знала, видно, урод

ей растрепал. Заодно, значит? Да кто хоть она такая?!

Человек вытащил из внутреннего кармана консервативного твидового

пиджака трубку оптического прицела. Отличная вещь, компактная, но увеличение

дает хорошее. Придвинулся к окну. Окно выходило во двор, прямо на стоянку.

Шевеля губами, напряженно вгляделся в неясные цифры на номерном знаке. Хоть

что-то.

Егор Росомахин откинулся в пассажирском кресле и с отрешенной

полуулыбочкой посматривал то на водителя, то сквозь лобовое стекло, то по

сторонам, любуясь убегающими назад видами.

Ловко у него получилось напроситься в попутчики, жаль, что до сих пор не

знает, зачем. А теперь еще и за своим «фордом» придется возвращаться в эту

промзону. Ну хорошо, не промзону. В этот центр культуры и цивилизации.

Он не любил блондинок. Особенно натуральных. Чего спросить с крашеных?

Дуры и есть. А вот натуральные… Притом, что они, как правило, невзрачны, с

бесформенными носами и вялой кожей, блондинки натуральные самодовольны и

обладают раздражающей уверенностью в своем фатальном влиянии на всю

самцовую часть человечества. Идиотки. И стервы.

И чего он к этой прицепился? Еще и уговаривал. Придумывал. Объяснялся.

Не сразу, кстати, получилось. Он мог бы, конечно, наплести что-то насчет внезапно

обрушившегося урагана чувств, невозможности расстаться навеки и навсегда

потерять, и она повелась бы! Любая повелась бы, и эта не исключение.

Но сегодня он решил быть креативным. Поэтому он, доверительно понизив

голос, признался, что не все ему в этом деле с убийством понятно, что он не верит,

что это Тамара, ну и так далее. Хотелось бы услышать ее мнение на этот счет.

Девица клюнула, и вот он здесь, в ее тупорылой японской машинке

желтенького цвета. Хорошо, что не в розовый горошек. Хотя подушка в виде

розового слоника на заднем сиденье присутствует. Бр-р…

На самом деле, он отнюдь не был уверен, что такая растеклась бы, услышав

пошленькие сигнальные фразы, которыми сейчас вовсю пользуется основная

часть мужского населения для межполовых вербальных контактов. А проще – для

склеивания телок, и телки с радостью склеиваются.

Егор скосил глаз, чтобы посмотреть на ее профиль, и решил – не растеклась

бы. Может, поэтому Егору Росомахину и захотелось ее склеить? Он любил

сложные задачи.

Конечно же, именно из-за этого. Потому что натуральная блондинка

понравиться ему не может никогда. А неплохо, кстати, она держится за рулем.

Был еще нюансик. Смешно даже. Запах «Клима».

Как-то он подарил ярко-голубую коробочку Корнелии, а она расхохоталась и

даже красивый шелковый бант, которым та коробочка была украшена, развязывать

не стала.

Когда отсмеялась и промокнула подушечками пальцев уголки

безукоризненно накрашенных глаз, пояснила с улыбкой:

– Не обижайся, Ёжка, я не смеюсь над тобой, а радуюсь! Значит, врут про

тебя бабы из отдела рекламы, и вовсе ты не бабник, душа моя. Иначе ни за что не

принес мне вот этот нафталин.

Егор за «нафталин» обиделся, причем как-то всерьез, по-детски. Но,

конечно, смешливой Корнелии он об этом говорить не стал. Как, впрочем, и про то,

что бабы из отдела рекламы все-таки не врут. Зачем ей это? Узнает сама со

временем.

А идиотская женская манера презирать то, что, по чьему-то там

авторитетному мнению, уже устарело или, как они любят выражаться, «в этом

сезоне перестало быть актуальным», его до невозможности бесила. Какая-то

вселенская тупость. Прошлогодняя коллекция – фу, отстой! А свежее дерьмо – это

да, это вандефул! Коровы.

Его папаня, которого с недавним появлением в семье внука – сестра Ленка

родила – теперь зовут исключительно «дед», в былые годы служил управляющим

в отделении Госбанка, в те недавние и такие уже далекие времена, когда Госбанк

еще существовал.

Егор по малолетству в подробности не вдавался, откуда у простого