Комплекс Супермена

— Слушаюсь, сэр. — Скидан прокашлялся, хотя генерал отлично знал, что ветеран, находящийся на службе лишь на три года меньше его самого, никогда не болеет. Ну, по-крайней мере — простудой, — Докладывать, собственно, нечего. Потому что добавить что-либо к моему предыдущему рапорту я не могу: никаких следов противника не обнаружено. Как именно, какими средствами и способами, и — главное! — для чего была разыграна эта грандиозная мистификация — я до сих пор не понимаю. Да и мои подчинённые все в замешательстве. Это если мягко сказать.

— А если не мягко?

— А если не мягко, сэр, то казармы гудят, словно улей растревоженных пчёл. Бойцы, пусть многие из них действительно прошли, как это говорится, огонь и воду, напуганы. И растеряны. Никогда ещё нас так явно не переигрывали: что в технологиях, что в идеологическом плане! Если их задачей было привести наш контингент в состояние прострации, и испугать, то этой цели они несомненно добились. Мало того: поскольку мы до сих пор не знаем, откуда именно — то есть, где их база! — исходит угроза, то нам не с кем и биться. И мы не можем предвидеть, куда, и как они захотят ударить в следующий раз!

— Понял вас, полковник. Не могу не попенять вам за излишний пессимизм в оценке ситуации. — генерал старался говорить уверенно, но ему приходилось делать значительные усилия, чтоб заставить голос перестать предательски дрожать, а глаза — наоборот: начать снова метать молнии гнева, — Моральная боеспособность контингента находится в вашем непосредственном ведении. Что предприняли и собираетесь предпринять дополнительно для поднятия… Боевого духа?

— Ну… Я уже заставил всех бойцов два раза произвести полный осмотр и техобслуживание всего нашего оружия — и индивидуального, и оружия корабля. И оборудования десантных капсул. Ещё мы провели соревнования по перетягиванию каната, по реслингу, ещё — кто больше отожмётся, и подтянется. Все стены казарм и спортивно-тренажёрных залов заново выкрашены двухминутной наноэмалью. Все палубы, что «Дуайта Эйзенхауэра», что пяти крейсеров и восьми эсминцев, отдраены до блеска.

— Понятно. — Корунис позволил себе поправить галстук, поскольку тот снова начал ему жать, — С этими вашими методами я знаком, полковник. Однако вынужден констатировать, что вы занимаете руки и тело наших бойцов, но это не мешает им думать. И делиться этими думами с коллегами — в столовой или в казармах. Я хотел узнать, что вы сделали в идеологическом плане? Как пытались вселить оптимизм и веру в победу?

— Я… Ну… — полковник или действительно не понимал, чего добивается от него генерал, или очень ловко прикидывался. Собственно, Корунис и сам плохо представлял себе, что тут можно сделать в идеологическом плане, но наделся, что полковник хоть раз проявит инициативу и изобретательность, — О-о — вот! Мы все стены столовой обклеили плакатами нашего агитационного отдела!

— Понятно. — Корунис не счёл нужным скрыть своего разочарования. О «действенности» продукта отдела агитации и пропаганды говорил, например, такой факт, как тот, что после оснащения их пропагандистскими плакатами всех пунктов набора добровольцев во Флот в крупнейших городах всех колоний, число желающих подать заявление сократилось на восемь процентов.

Руководство Флота приказало тогда плакаты убрать, и уничтожить. Начальника отдела отправили в запас. Но новый начальник, генерал Барт Дракслер, ничего принципиально «нового» в стиль и содержание агиток не внёс. Пока.

— Но сэр!.. — полковник, как Корунис видел по каплям пота на лбу, и покрасневшему лицу своего заместителя, и сам был сильно расстроен своим бессилием в сложившейся ситуации, — Как, объясните Бога ради — как мы можем вселить бодрость духа и веру в свои силы в наших бойцов, если нет никакого конкретного врага, которого можно было бы победить?! Все наши тренинги и курсы рассчитаны — именно на врага видимого! Ощутимого! В которого можно стрелять! В крайнем случае — брать в плен… А тут…

С нами поступили просто — подло!

Корунис не мог не согласиться:

— Согласен. С нашей точки зрения такой способ ведения боевых действий — подлый и коварный. И пусть при так называемом «абордаже» не умер фактически ни один человек, раненных и оглушённых гиперзвуковыми и микроволновыми пушками достаточно. Потому что не у всех хватило сообразительности, или чутья отвести бойцов на дистанцию, где это оружие малоэффективно. И вовремя уничтожить излучатели. От которых, кстати, тоже не осталось ни единого атома.

Зато с точки зрения этого самого нашего врага — они действуют максимально эффективно. И рационально. Уничтожено почти четыреста колонистов. Ранено и контужено пятьдесят три бойца абордажной команды. Остальной контингент авианосца деморализован. Более того: высшее Флотское руководство в лице Верховного Главнокомандующего, главнокомандующего нашего сектора, и начальников Штабов, в полной растерянности. (Во всяком случае, никаких конкретных указаний, что нам делать, мне до сих пор не поступило!)