Комплект

И вот наш лайнер снижается, шасси вышли, земля рядом. Внизу забор аэродрома мелькнул, вот-вот касание… до бетонки всего метра три… Вдруг — громовой рев моторов, а мы сидели в хвосте, моторы эти самые — под боком, и наш самолет, задрав нос, ускоряется и набирает высоту! Барселона, блин, дубль-два!

Никто ж не мог знать, куда повернет взявшийся откуда-то на взлетно-посадочной полосе мусоровоз… А для летчика — что груда булыжников, что грузовик — без разницы. Ему препятствия не объезжать, а облетать полагается.

Я от шума оглох и самого себя не слышал. Думал, бормочу под нос тихонько вполне объяснимые комментарии к ситуации. А как выяснилось — весьма отчетливо сказал пару ласковых, к счастью, ни к кому конкретно не обращаясь… произнес от души, довольно громко, а еще вернее будет — проорал. Подруга мне уже после повторного захода и нормальной посадки передала почти дословно. Только печатать такое нельзя. Хотя слова все в общем-то русские, народные.

И оказалось, я в такой оценке событий был не одинок. Из соседнего ряда мужик, как его жена моей в автобусе сказала, в точности меня продублировал.

Она еще задумчиво так:

— И когда они сговориться успели?

Ох, яблочко…

Ночные снайперы.

Еще две недели назад обычный рабочий день Тошка представлял себе несколько иначе. Пусть не день, а вечер, затянувшийся за полночь.

Для него, начинающего хирурга, нескончаемая медицинская рутина за два года пока не приелась. Не казались серыми будни, замешанные на обходах, осмотрах, перевязках, операциях и снова перевязках.

Сборная солянка из бинтов и гипса, крови и гноя, чужой боли и слез, своих тревог и волнений, бессонных ночей и горечи во рту от постоянного, чтобы не заснуть за столом, курения, большинству показалась бы тошнотворной. А ему — это была воплощенная мечта.

Постоянно появлялось что-то новое, незнакомое, необычное. В учебниках и других умных книжках встречалось далеко не все. И непрерывный поиск с последующей радостью узнавания не давали заскучать.

А теперь… Всего-то бумажка в половинку страницы, а перевернула жизнь с ног на голову. Бумажка, как легко догадаться — не простая, а повестка. «Такой-то и сякой-то! Приказываю Вам … такого-то… не позднее…» и так далее.

И вот на нем вместо привычного белого халата — мешковатая шинель, портупея, по-военному именуемая «офицерским снаряжением», на голове фуражка, а на ногах — тяжелые «яловые» сапожищи. Через плечо — брезентовая сумка, так называемая «укладка», с кое-каким набором для кое-какой первой помощи. Попал… Хорошо, только на два года. И не в Афган.

Но уж касательно ежедневной новизны — этого хоть отбавляй! Армия рождала неожиданные сюжеты и приключения буквально на каждом шагу. Казалось бы, что интересного услышишь в обычной казарме? А зашел вовремя — довелось познать истинную силу словесного внушения.

…Молодой кареглазый брюнет субтильного телосложения, с приметным орлиным носом, ссутулясь, внимал нотациям. Громы и молнии метал командир роты. Повод к воспитанию имелся нешуточный. Рядовой первого периода службы (период в армии равен полугодию) умудрился в течение суток сотворить аж два серьезно наказуемых проступка.

Первое — запорол двигатель новенького «ЗИЛа», непостижимым образом запустив его без охлаждающей жидкости. Оказывается, на спор с земляками. Завел, дал газу и радостно восклицал: «Видишь? Работает! А ты говорил…» пока движок не заглох навсегда, издав напоследок характерный «кряк».

А второе — еще круче. Узнав: командир вроде бы рассердился и придумывает, как его наказать, отправился на почту — позвонить маме с папой, чтобы пока в отпуск не ждали. Пошел как на прогулку в родном ауле, перемахнув бетонный забор части.

Горцу еще повезло встретить у отделения связи не комендантский патруль, а всего лишь заместителя начальника штаба бригады. Тот подозвал, выслушал, зачем пришел на почту без старшины, разрешил позвонить, а потом лично привел в расположение. Прямо в канцелярию, к ротному. Капитан, вскочив, пытался отрапортовать, но подполковник молча вручил подчиненного, развернулся и ушел. Лучше бы наорал, что ли!

И в течение получаса офицер проводил воспитательную работу. Вспотел, исчерпал весь более-менее цензурный словесный запас великого и могучего, делая поправку на уровень преподавания в южных горах и долинах. Наконец головушка и плечи провинившегося окончательно поникли. Большего не добиться…

— Ну? Все понял?

В ответ прозвучало чуть слышное, но уставное:

— Так точно…

Ротный устало вздохнул. Что с него возьмешь…

— Иди… — а завершила процесс мечта старшеклассницы накануне выпускного бала, — Наряд получишь завтра!

Со второй попытки повернувшись через положенное левое плечо, морально убитый удалился. За дверью ожидали взволнованные объятия, тревога и сочувствие компании испереживавшихся соплеменников.

— Совсем сердитый капитан, да? Арестовать будет? Кричал? Что, что говорил?

Жертва воспитания пожала плечами:

— Пуга́ль…