В своих выводах Н. Ладевезе перекликается с уже цитировавшимся Л. Карретером: «...Журналист, вместо того, чтобы выполнять роль творческого посредника, ведет себя как посредник пассивный»[64], «который стоит не на стороне читателя, а как раз на стороне тех, кто не хочет дать информацию этому читателю»[65]. И – обратим на это особое внимание – все доказательства перенесены в лингвистический план текста, с опорой на материальную базу языка.
Таков, по мнению обоих исследователей, стилистический механизм авторского влияния на читателя. Продираясь сквозь дебри слов, придавленный риторикой, он с трудом уже понимает, о чем идет речь. А журналист ловко «скрывается под искусственной маской своего языка»[66].
Приемы «объективизирующей риторики» чрезвычайно интересны для изучения с позиций функциональной стилистики. Равно как и проблемы эволюции газетных жанров как защитной реакции печатных СМИ на оперативность телевидения и радио, не говоря уже об электронных изданиях[67].
Это проблемы универсальные для журналистики, и в разных филологических школах накопился большой опыт их осмысления. Тем самым еще раз подтверждена практическая целесообразность научной разработки проблем композиционной поэтики публицистики в типологическом плане.
Лингвистическая теория композиции, пожалуй, самая поздняя из научных теорий о тексте. И это не удивительно, так как текст стал самостоятельным объектом лингвистического исследования сравнительно недавно. В основании теории – толкование компонентов композиции как сочетания лингвистических единиц, их составляющих. Лингвистический взгляд на композицию апробирован на материале художественной литературы, где связь жанровой принадлежности текста и авторского «я» признается необходимым условием анализа синтаксической композиции художественного текста[68]. Не вижу никаких «но» в том, чтобы соблюдать это условие и в функционально-стилистическом анализе публицистики.
Влияние теории композиции на формирование стилистики текста безусловно. Потому успешны и попытки рассматривать композицию художественного текста как объект лингвистического исследования[69], что конкретизирует в лингвистическом плане концепцию В.В. Виноградова[70].
Прав Ю.А. Бельчиков, утверждающий, что «непосредственная живая связь научного наследия Виноградова с современной русистикой определяется прежде всего тем, что идеи и труды ученого служат методологической базой развития некоторых основных научных направлений, импульсом в исследовании сферы лингвистического, вообще – филологического знания, в углублении традиционных тем, проблем или в поиске новых "поворотов" в них»[71].
Еще глубже и интереснее его вывод о том, что развитие стилистики текста «предполагалось» в контексте общей стилистической теории Виноградова: «... концепция "трех стилистик" вовсе не исключает дальнейшее развитие теоретических и исследовательских аспектов стилистики как отрасли языкознания, в частности развитие, формирование "стилистики текста", вырастающей преимущественно на базе теории высказывания. Подтверждением гибкости виноградовской концепции "трех стилистик", приемлемости для нее "четвертой стилистики" – стилистики текста – служит прямое указание Виноградова на принципиальную возможность исследования разных форм и типов высказываний в рамках стилистики речи[72]».
Все, что было сказано и, по мере возможности, достаточно кратко проанализировано на предыдущих страницах, – дань уважения и благодарности моим коллегам-филологам за их научный вклад в разработку и развитие лингвистической теории текста. Именно они подвели меня к мысли о возможности сделать следующий шаг – заняться исследованием лингвистической теории подтекста, которая легла в основу предлагаемой научному сообществу для дальнейшей дискуссии теории композиционной поэтики публицистики. Этот шаг оказался одним из самых сложных моментов всего исследования, так как связан с разрушением привычных представлений о подтексте как «скрытом смысле», «эзоповом языке» и т.д.
МЕТОДИКА ДЕКОДИРОВАНИЯ – ЭТО СОТВОРЧЕСТВО
Современные научные знания о подтексте позволили переключить внимание с его внешних характеристик на лингвистическую базу возникновения. Можно утверждать, что «подразумевание» как результат использования потенциальных значений синтаксических форм (О.С. Ахманова) – отнюдь не привилегия отдельных жанров, а обязательная категория любого авторского текста.
При такой трактовке подтекст перестает быть «запретным плодом» и для публицистических откровений автора, а означает непременное свойство текста, отражающее его социальную оценочность. Более того, стягивая воедино все лингвистические способы и средства его выражения, подчиняясь законам жанрового соотношения эксплицитного и имплицитного планов, лингвистический подтекст в публицистике выполняет особую роль – он направлен на создание эффекта однозначного восприятия.