Компромат

И Лена поняла — еще секунда, и все будет кончено. Она зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и… побежала. Побежала навстречу своим взбудораженным от предчувствия скорой расправы врагам.

А дальше все было в тумане. Хруст костей под ногами, горячая липкая жидкость, брызжущая в лицо, острая свербящая боль в лодыжках, предсмертные крики, вырывавшиеся из крысиных глоток, и явственное ощущение, что ты попал в ад, что вырваться из него невозможно. И вдруг… Свобода!

Не оглядываясь, Лена неслась по тоннелю, а обескураженная серая масса замерла на мгновение, словно не в силах была поверить в то, что девчонке удалось вырваться. Но длилось это только мгновение. Тысячи коготков вновь зацокали, зашуршали, зашелестели по пыльным каменным плитам.

Были моменты, когда обезумевшее полчище уже почти догоняло ее, но Лена неимоверными усилиями опять уходила в отрыв: на метр… на два… на три…

Тоннель неожиданно начал сужаться, его своды уже смыкались над самой головой. Дышать было нечем, кислород будто не поступает в легкие. А впереди маячило что-то странное, громоздкое, движущееся…

Лена замедлила шаг и в ту же секунду почувствовала, как какая-то сила начала засасывать ее, увлекать вперед, в черную дыру, внутри которой неторопливо вращались лопасти гигантского вентилятора.

И она решилась на безумство.

Вытянув перед собой руки, она «ласточкой» нырнула в дыру, и шум работающего компрессора заглушил ее отчаянный крик. Гладкая холодная лопасть лишь ласково лизнула Лену в плечо, после чего выбросила ее в пустоту…

А потом было ощущение свободного полета и неимоверная легкость во всем теле.

«Вот я и умерла, — решила Лена. — Вот я и на том свете. Как хорошо…»

Она упала на асфальт с высоты пяти метров. В последний момент водитель «ЗИЛа» успел ударить по тормозам и вывернуть руль. Машину занесло, накренило, ударило левым крылом о столб.

Лена лежала без движения, раскинув руки и ноги. Но она была жива. Она дышала.

— Эй, ты откуда взялась, чумичка? — услышала она совсем рядом мужской голос.

— Кто вы? — Лена с трудом приоткрыла глаза, но, кроме разноцветных кругов и треугольничков, ничего не увидела.

— Я Кузьменко, — ответил голос. — А ты кто? Что у тебя с ногами? Они все в крови!

— Крысы… — простонала девочка.

— Какие еще крысы? Откуда здесь крысы?

— Где я?

— В кремлевском гараже, мать твою! — вдруг разозлился голос. — Вот я и спрашиваю: кто тебя пропустил? Как ты сюда проникла?

— Не знаю… Отвезите меня к маме. Пожалуйста…

И Лена потеряла сознание.

Суббота. 8.20–10.55

Такого унижения Виктору никогда прежде не приходилось испытывать. Его растоптали. Его стерли в порошок. Его предали. Предали саму идею, за которую он так долго боролся. Но самое страшное — Чубаристов ощущал полное свое бессилие. Он оказался безвольной пешкой в чужих руках. И никак не мог повлиять на ситуацию. Он проиграл окончательно и бесповоротно.

Виктор назвал водителю «роллс-ройса» свой адрес и только после этого вспомнил, что забыл похлопотать о помиловании вдовы… Впрочем, вряд ли бы ее спасло его заступничество. Наверняка красотка уже сгорела живьем в тридцать третьей квартире…

И вдруг Чубаристов не захотел ехать домой. Испугался пустоты, одиночества и черной рукояти пистолета, выглядывавшей из его кобуры. Ему необходимо было выговориться, выкричаться. Ему нестерпимо захотелось прижаться к чьему-нибудь плечу. Захотелось, чтобы его утешили, пожалели, утерли ему слезы.

— Приятель, я передумал, — он хлопнул шофера по плечу. — Едем в Нахабино… Тут рядом.

Лина открыла дверь не сразу, лишь после того, как Чубаристов начал колотить в нее ногами и остервенело кричать:

— Да я это! Я! Виктор! Виктор Сергеевич! Чего ты боишься, дуреха?

— Что с вами? — Она была растеряна и испугана. Запахивала на груди ночную сорочку и, поеживаясь, передергивала худыми плечиками. — Вы пьяны?

— Линочка, милая! — Виктор порывисто метнулся к ней, но она отшатнулась, отступила в глубь темной квартиры, не позволила себя обнять. — Линочка, у меня кроме вас, никого нет! На целом свете — никого! Помогите, Линочка… Я не знаю, как дальше жить.

— Чем я могу вам помочь?

— Не гоните меня! — Он опустился перед ней на колени. — Я от вас ничего больше не хочу. Только не гоните…

— Виктор Сергеевич, простите меня, — девушка сделала шаг назад. — Я не могу… Вы принимаете меня не за ту женщину. Вы ошибаетесь, Виктор Сергеевич. Я не такая.

— Да что с тобой, Линочка? Я же знаю… Ты любишь меня. Ну, скажи мне это. Скажи!

— Я не люблю вас, Виктор Сергеевич, — губы Волконской задрожали. — Прошу вас, уходите. Я не хочу вас видеть.

— Что за шум, а драки нет? — из-за плеча Волконской выглянула заспанная физиономия Миши Подколзина.

— Все нормально, — засуетилась Лина. — Возвращайся в комнату, я скоро приду.

Миша с удивлением глядел на гостя.

— Ах, вот оно что? — Глаза Чубаристова налились кровью. — Драки тебе захотелось?

— Не-ет! — завизжала девушка. — Не трогайте его!