Компромисс

– Но это, к сожалению, не спасет от ошибок в мозгах. Я, кажется, не рассказывал, ты в командировке была, а потом как-то забылось. Она писала про новый план застройки и реставрации городского центра. Статья классная получилась – живая, образная, с юмором местами, картинки она в тему подобрала. И назвала знаешь, как?

– Как? – почти без интереса спрашивает Ира.

Я пишу на салфетке "Минет пять лет" и пододвигаю к ней. Некоторое время она сосредоточенно втыкает, потом спрашивает:

– И что это значит?

– Я тоже какое-то время задавался этим вопросом. Потом понял, что ударение надо на первый слог поставить.

– А! – Ира, наконец, улыбается. – Прикольно. Надо кому-нибудь посоветовать так фанфик назвать. Интересно, она сама этого всего не замечает, что ли?

– Она надула губки и сообщила, что каждый понимает все в меру своей испорченности. И тогда я рассказал ей историю про советскую поэтессу Веру Инбер. Она как-то написала пафосную поэму про Степана Разина, и там была строчка то ли "руби лихую голову", то ли "не руби лихую голову", точно не знаю, я эту поэму не читал. Кто-то из коллег по цеху решил дружеский совет дать, сказал, мол, Верочка, это же героическая поэма, ее, может, наизусть будут учить, вслух читать на всяких митингах, а у тебя там… головка от хуя, прости господи. Некрасиво получится. Верочка так же надула губки и сказала примерно то же самое – мол, ты пошляк, и тебе везде хуи мерещатся, но не все же такие испорченные. На следующий день этот поэт принес Вере мадригал:

Ах у Инбер, ах у Инбер

В завитушках лоб.

Все смотрел бы, все смотрел бы

На нее б.

Он почти искренне удивился в ответ на Верино возмущение – мол, что ты, дорогая, я ж от чистого сердца, а если тебе там всякие непристойности блазнятся, то кто ж виноват, что ты настолько испорченная, я ничего такого в виду не имел.

Все это время, пока я рассказывал, Ира сосредоточенно набирала что-то в телефоне, улыбаясь совсем невпопад. Однако отреагировала почти без паузы на этот раз.

– Классная история. Откуда взял?

– Так с филфака еще.

– Я такого не помню.

– Вас не учили писать тексты. А нас учили.

Мы окончили один факультет, только она специализировалась на кафедре зарубежной литературы, а я выбрал журналистику.

Мне, наконец, приносят стейк, и я могу не тяготиться молчанием, ибо жую. Минут десять не тяготюсь. Или не тягощусь? Когда нас учили писать те самые тексты, очень рекомендовали использовать синонимические формы в таких случаях, потому что звучит коряво, даже если знаешь правильный вариант. Классический пример – не "победю", не "побежу" и не "побежду", а "одержу победу". Так вот, первые минут десять молчание меня не тяготит. Потом я выдаю:

– Девушка, вы когда молчите, с вами так интересно разговаривать…

– Вэлкам, – ворчит девушка, слегка, впрочем, улыбаясь шутке.

Решаю, что мне все это надоело.

– Я тебе не мешаю?

– Что? – так удивляется, что даже на мгновение отрывается от телефона.

– У меня такое ощущение, что я здесь лишний.

– О. Тебя Золотова покусала?

Не обращаю внимания на замаскированное оскорбление.

– Ты не можешь полтора часа провести без телефона?

– Если надо, могу. Но я не думала, что все так критично. Сегодня вышла новая глава, мы обсуждаем, общаемся. Нельзя? Завтра будет уже не так актуально, основной треп сегодня идет, мне хочется тоже участвовать.

– Так зачем ты вообще сюда пришла, если так занята? Сидела бы и обсуждала, я бы тоже нашел, чем заняться. Набить брюхо едой можно и дома, в ресторан ходят все же, чтобы пообщаться.

– Как будто дома и пообщаться тоже нельзя!

Я откладываю приборы.

– Пойдем и правда домой.

– Может, хотя бы доешь?

– Не хочется.

– Илюш, прекрати эту бабскую истерику. Давай поговорим. Мы же не поссоримся из-за телефона?

– Ира, знаешь, довольно глупо себя чувствуешь, когда говоришь что-то, а в ответ в лучшем случае "угу", и то совершенно без эмоций. Не хочешь общаться – не надо, я разве когда-нибудь заставлял тебя? Но в следующий раз, будь добра, предупреди меня об этом, я найду себе более достойное занятие, чем смотреть, как ты весь вечер барабанишь по экрану.

Это началось примерно два года назад. Вернее, началось раньше, но стадию болезни приняло именно тогда. Еще во времена студенчества Ира объявила себя "яойщицей", заработав себе славу слегка придурошной. Но мнение окружающих ее никогда особо не парило. Вообще ее можно понять, к пятому курсу мы все приобрели стойкую идиосинкразию к нормальной литературе, потому что прочитали ее за четыре года тонны, километры и террабайты. Издержки филфаковского обучения. Архитекторы чертят, биологи рисуют, филологи читают, у каждого своя беда. В какой-то момент понимаешь, что спокойно читать больше не можешь, тошнит. И вот тогда наступает защитная реакция организма. У Иры она проявилась в поглощении яойной манги. Она писала диплом по японской литературе и случайно заразилась этой напастью. Через пару лет это плавно перетекло в чтение фанфиков и ориджей такого же содержания, но теперь она уже зависала на Фикрайтинге и гордо именовалась "слэшершей". В чем разница, я так и не понял.