Комсомолец. Часть 1

Поднял крышку — взглянул на содержимое чемодана. То, что увидел, в общих чертах меня устроило: соответствовало моим планам — за некоторым исключением. Сразу же переложил в тумбочку жестяную коробку с документами и «драгоценностями». После недолгих раздумий бросил на кровать и книги по математике — заменил их романом Островского. Хотел было рядом с «Как закалялась сталь» положить тапочки. Но передумал. Вместо тапок бросил в чемодан кеды. Завернул в газету пять кусков хлеба — дополнил ими созданный натюрморт. И лишь тогда хмыкнул, кивнул головой.

— Сойдёт, — пробормотал я.

Опустил крышку, защёлкнул замки.

* * *

Хотел прошмыгнуть мимо вахты незамеченным.

Не получилось.

— Усик! — остановила меня вахтёрша. — Далече ты собрался с чемоданом? Неужто уезжаешь куда?

Я провёл ладонью по поверхности своей ноши (потёртой, со следами ржавчины на замках и металлических уголках), словно ласкал любимую собаку.

Сказал:

— Куда мне ехать? Разве что на курорт — в Сочи. Да только пока мне это не по карману: стипендию ещё не получил. А когда получу — море уже станет холодным. Придётся мне до лета в Зареченске куковать.

Выдавил из себя печальный вздох.

Улыбнулся.

— Пальто в химчистку отнесу. Нафталином воняет — парни жалуются. Обещают выселить меня из комнаты, если не избавлюсь от запаха. Вот: решил заняться, пока есть время.

— Какая химчистка, Усик? Поздно уже. Ты на часы смотрел?

Пожал плечами.

Хитро сощурил глаза.

— Я договорился. Меня примут.

— Шустрый какой, — усмехнулась вахтёрша.

Пошарила взглядом по столу, словно хотела меня угостить — не нашла, чем.

— А своим соседям скажи, — строгим тоном заявила женщина, — они у меня допетюкаются! Выселять тут они кого-то собрались. Детдомовского!

Нахмурилась.

— Не посмотрю, что этот Аверин — герой! — сказала она. — Пожалуюсь коменданту — быстро герой умчится жить к мамке с папкой!

Ударила рукой по столешнице.

— Будет по утрам в институт на автобусах добираться. Да пусть хоть трусцой бегает! Ишь, угрожальщик нашёлся! Так ему и скажи! Слышишь меня, Усик?!

Я улыбнулся.

— Слышу.

Сообщил вахтёрше, что она замечательная женщина и добрейшей души человек.

Постучал ладонью по чемодану, вздохнул.

— Так действительно же, воняет, — сказал я. — Лучше сейчас его почищу — не стану ждать до зимы.

* * *

Чем может привлечь к себе внимание щуплый бедно одетый паренёк с тяжёлым старым чемоданом в руке? Конечно же, яркой красной звездой на будёновке! Я отошёл на сотню шагов от автобусной остановки — достал из-за пазухи потёртый головной убор. Откинул борта на суконном шлеме (именно так в фильмах носил будёновку Павка Корчагин) натянул его на голову. Вот оно влияние телевидения. В каком-то фильме видел, что женщину в яркой красной шляпе свидетели не запомнили в лицо. Решил повторить этот хитрый ход: вдруг звезда на будёновке отвлечёт внимание от моей нынешней физиономии.

Ещё в комнате общежития убедился, что будёновка придавала мне придурковатый вид. Четверть часа вертелся около зеркала, перед тем, как отправиться «на дело» — придумывал, в каком виде явлюсь на улицу Александра Ульянова. Создать образ агента «нольнольсемь» у меня не вышло бы в любом случае: по причине скудного гардероба. А вот изобразить деревенского «лаптя» получилось без проблем. Для этого даже не пришлось ничего менять в своём облике — лишь сменить рубашку на футболку (альтернативы мешковатым штанам я не придумал). Будёновка в моём наряде стала той вишенкой на торте — замечательным дополнением.

Неторопливо брёл по улице, то и дело ударял себя твёрдыми краями чемодана по ногам (даже без книг по математике ноша оказалась для меня чувствительной: два занятия на турниках около школы не сделали меня атлетом). Смотрел по сторонам из-под короткого козырька на головном уборе. Будёновка, разношенные туфли, видавшая виды одежонка, давно просившийся на покой чемодан — мой облик полностью соответствовал обстоятельствам. В этот раз я выглядел именно тем, кем хотел. А не выделялся бледным пятном среди щеголевато наряженных (по нынешним меркам) советских студентов.

Улица Александра Ульянова почти не изменилась с того дня, когда я был здесь в прошлый и единственный раз. Разве что асфальт под ногами ещё не покрылся трещинами и не вздыбился из-за древесных корней. Да деревья вдоль дороги казались пониже, а вместо сигаретных фильтров на земле всё больше замечал окурки папирос. В середине девяностых я приезжал сюда вместе со своей институтской кураторшей — Людмилой Сергеевной Гомоновой. Помогал донести до дома её родителей тяжёлые пакеты с продуктами (Гомонова тогда «затарилась» «по блату» копчёной колбасой, сыром и прочими «дифицитами»).