— Что? — отставив в сторону кружку, спросил старшина.
— Люди идут, — коротко ответил я и быстро направился к повозке.
Старшина подошел ближе, наблюдая, как я пере одеваюсь в комбинезон и с недоумением глядя на зеленую бандану.
— Уверен? — поинтересовался он, когда я прилаживал разгрузку, застегивая ремешки.
— Двое или трое, идут из глубины леса в сторону опушки. Сороку потревожили, та возмущенно орать начала.
— А если зверь?
— Не-е, от зверей такого шума нет. Люди идут, точно.
Подхватив «Суоми», он сейчас предпочтительней, я побежал в лес.
— Карпов, остаешься тут! Павлов, за мной! — скомандовал старшина и присоединился ко мне, отставая метров на десять.
Через минуту я остановился и присел за деревом.
— Что? — тихо спросил старшина, упав рядом, Павлов залег за соседней осиной.
— Скоро должны быть, — в ответ прошипел я. — Скорее всего, мы их увидим вон там, метрах в двадцати, у кустарника. Сейчас замрите и дышите через раз. А то от вас столько шуму… Все, ждем.
Мы затихли, стараясь не издать ни шороха. Буквально через три минуты я отчетливо расслышал треск сучка под чьей-то ногой и негромкую ругань неизвестного, бранившего растяпу. Говорили на знакомом западном суржике, смеси польских, украинских и русских слов.
Я приготовился, слегка прищурился, отслеживая свой сектор наблюдения и прижимая деревянный приклад «Суоми» к плечу. Вот между деревьями что-то мелькнуло, потом у другого дерева засек движение. Наконец можно было видеть трех идущих по лесу мужчин. Первое, на что я обратил внимание, так это на то, что все они были одеты в новенькую форму НКВД, причем все командиры. Два сержанта и лейтенант. У двоих были ППД, а у второго сержанта снайперская винтовка. Советская «мосинка».
У всех трех были сидоры за спиной. Шли они сторожась, зыркая в разные стороны и держа оружие наготове.
— Давай, — тихо шепнул я старшине.
Мне-то сразу стало ясно, что это диверсанты, а вот пограничникам еще требовалось убедиться. Хотя, по виду старшины, он тоже понял, кто тут кто, однако кивнул и крикнул:
— Стоять! Руки вверх!
Диверсанты среагировали молниеносно. Один из сержантов присел и выдал длинную очередь в нашу сторону, тут же получил мой ответ и упал на спину, засучив ногами. Второго сержанта, со снайперской винтовкой, загасил наповал Павлов, а вот лейтенанта, ушедшего перекатом за ствол ближайшего дерева, мы гасили со старшиной вместе. Как только «лейтенант» замер, получив пару пуль от меня и одну от старшины, я вскочил и заорал:
— Черт! Их четверо!
После этого рванул вглубь леса, где действительно мелькала спина четвертого диверсанта. Он так убегал, что отбросил автомат, я как раз мимо него пронесся. Бежал я, стреляя веером на ходу в сторону четвертого диверсанта, надеясь попасть случайной пулей. Остановиться я не мог — упущу.
В диске вроде как остался едва десяток патронов, когда впереди раздался вскрик, и я заметил падение бандита. Пробежать мы с ним успели не больше полукилометра. Мне-то ладно, я был привычный, постоянно бегаю, а вот как там бандит?
Подбежав, я радостно воскликнул:
— О, как я удачно попал! Прямо в ж…у! И ведь специально не целился, на удачу понадеялся. После этого попробуй скажи, что пуля — дура.
В это время подбежал Павлов. Кроме карабина в руках на плече у него висел автомат беглеца.
Мы быстро разоружили диверсанта, сняв ремень с кобурой, после чего я приступил к допросу. С силой пнув по заднице пленника, я заорал, пытаясь морально подавить его:
— Цель! Задачи! Говори, падаль!
— Разве так можно?.. — попытался урезонить меня пограничник, когда я стал бить ногой по ране диверсанта, вызывая у того все новые и новые стоны и крики.
— С такими только так и можно, — отмахнулся я и добавил: — Постой в сторонке, не мешай.
Через пять минут я узнал все, что можно, и допросом занялся Павлов. Его заинтересовало упоминание диверсанта о том, что они вчера перехватили машину, полуторку.
— Сука, — встав с корточек, Павлов пнул в бок диверсанта. — Это была наша машина. Мы ее еще вчера днем из отряда ждали.
— Понял, где она находится?
— Да, я этот овраг знаю, он недалеко от дороги, — кивнул пограничник и, посмотрев на бандита, спросил: — Ну что, берем?
— Куда? — удивился я.
— Так к нашим его надо отнести.
Вскинув автомат, я выпустил остаток патронов и бросил, двинувшись к месту первого боя:
— Делать тебе больше нечего, с этой падалью во зиться.
Павлов стоял и неверяще смотрел на истерзанную пулями гимнастерку на груди диверсанта.
— Но так нельзя, это не по закону! — воскликнул догнавший меня пограничник.
— А в спины вам стреляют по закону? Очнись, боец. Я вот очнулся и в плен их не беру, разве что вот так допросить да прикончить.
— Совсем не берете? — снова перешел на вы боец.
— В трех десятках схваток был и ни разу не брал… О, старшина закончил потрошить тела.
— Ушел? — поднял голову старшина, настороженно нас разглядывая.
— Нет, но скончался, получив тяжелое ранение. Правда, успел нам нашептать, кто они и откуда.
— Они Сеньку перехватили. Убили его, а машину спрятали, — хмуро добавил Павлов. — Тут недалеко, у Заячьего оврага.