Кому мы обязаны «Афганом»?

— Товарищ лейтенант, едут!

…Машин было шесть, впереди, мигая одной фарой, кажется, ехал мотоцикл. «Что ж, пропустим дозор, — решил я, — пусть живет мотоциклист. Открою огонь по первой машине».

Зачем-то посмотрел на часы: два часа…

Когда «мотоциклист» подъехал совсем близко, я понял: это никакой не мотоциклист, а автомобиль, он шел, освещая себе путь одной фарой. Размышлять уже не оставалось времени, и я, наскоро прицелившись, открыл огонь. В небо тут же взвились осветительные ракеты, стало бело как днем.

Я увидел, что однофарным автомобилем был японский «Семург» — машина, похожая на нашу «Волгу», только с кузовом. И понял, что попал в «Семург» наверняка. Он еще катился по дороге, но уже неуправляемый, не подчиненный воле «духа»…

Застрочил очередями АГС-17, гранаты начали хлопать среди разбегавшихся душманов. Кое-кто пытался отстреливаться. Но тщетно и недолго. Они не видели нас, а они — как на ладони.

Бой вскоре стал затихать.

— Прекратить огонь! — скомандовал я.

И ночь еще раз отступила перед залпом осветительных ракет, я осмотрел местность. В долине осталось пять машин, вокруг которых в разных позах лежали душманы. Шестая машина удалялась от засады на большой скорости, была уже недосягаема для пули.

Доложив комбату о результатах боя, собрал сержантов, поставил задачи… Через некоторое время на связь вновь вышел комбат:

— Казакпаев, я прошу тебя, глянь, что они везли в машинах…

— Селявин, Хайдаров, со мной! Пойдем вслепую, без света, только к первой машине, задача: собрать оружие и узнать, что в кузове…

По оврагу мы вышли к дороге. «Семург» стоял теперь перед нами метрах в десяти…

— Вперед!

У бампера приказал:

— Осмотрите правую сторону.

…Я шагнул в сторону дверцы пассажира. В ту же секунду увидел то, от чего вздрогнул сначала, а потом, словно голого, меня обдало колющим, пронзительным холодом. Из-за переднего колеса затравленно смотрели два блестящих таза и ствол автомата. Никогда прежде не видел таких таз: и ненависть, и страх, и ужас, и злорадство — все перемешалось в них. Вот сейчас, сейчас…

Помню, я успел еще подумать: «Это конец».

Душман надавил на курок, я совершенно отчетливо увидел это, показалось даже, что дернулся ствол автомата, но он…не выстрелил.

Сколько же это продолжалось? Потом мне казалось, что стоял на грани небытия и вечности. А в тот самый момент, когда я понял, что живу, и что теперь уже точно буду жить, выхватил из-под руки свой АКМ, нажал на спусковой крючок, и помимо моей воли палец словно прирос к нему. Автомат трясся в руках, пока в магазине от РПК не иссякли все патроны. И только тогда перевел дух…

Наверняка это был шок.

С оружием наготове возник из-за кузова Хайдаров.

— Вы что, товарищ лейтенант?

— Показалось.

— Снимайте ДШК и ящики, — приказал я, а сам стал быстро собирать оружие у лежащих вокруг «Семурга» мятежников.

Последним, к кому я подошел, был тот, в ком несколько минут назад таилась моя смерть. Я вытащил его из-под машины. Это был молодой бородатый мужчина, одетый в обычную афганскую одежду, поверх которой он был опоясан египетским подсумком, где плотно друг к другу лежали магазины и гранаты. На поясе — кобур. Мои пули прошли через подсумок в грудь душмана, пронзили обе его руки. Я машинально отстегнул ремень с кобурой и взял лежащий рядом автомат. Он был на взводе.

«Почему же он не выстрелил?» — подумал я, чувствуя, как вновь охватывает меня дрожь. Осмотрел оружие. Внешне оно выглядело нормально, я не сразу заметил маленькое отверстие на крышке ствольной коробки; отверстие было от 5,45-мм пули; может, я попал, когда стрелял из оврага, а может, кто-то из ребят — при первом обстреле.

«Вот что спасло мне жизнь», — понял я и словно вновь увидел направленное в лицо дуло автомата; меня трясло, как от холода, хотя было тепло, и даже душно…

…Потом там, в чужих горах, под чужим солнцем, я вспоминал часто этот свой бой, видел глаза своей смерти и лица улыбающихся парней в тельняшках на душманской фотографии. И думал: «А вот интересно, убьют меня, умру я, а мир останется таким же, люди такими же или жизнь остановится хотя бы на миг?»

И вот я выжил, не умер в госпитале от ран, вернулся и узнал, что мир не остался прежним, что люди по-другому теперь смотрят на многие вещи, что войну, на которой я воевал, объявили преступной и никому не нужной, что жизнь не задержалась пи на миг и что в чем-то ориентиры сместились, какие-то наши ценности распылились, а идеалы — отброшены».[4]

В. Н. Сопряков, капитан первого ранга, в 1981–1982 гг. командовал отрядом специального назначения КГБ СССР «Каскад-3»:

«В апреле 1981 г. мне объявили, что моя просьба удовлетворена, и я командируюсь в Кабул сроком на девять месяцев. Вылет в афганскую столицу намечен на середину лета.

Предыдущий отряд «Каскад-2», на смену которому мы летели, пробыл в Афганистане полгода.