Кому на МФ жить хорошо

Надо пояснить, что полковник с нашей военной кафедры был по статусу наблюдателем. А командовали нами офицеры местные.

Командир роты Мухамадиев, капитан, невысокого роста с громогласным голосом, разговаривал с нами и с остатками своих солдат, кто не выехал на учения, только матами. Эти маты звучали совершенно необычно. Они произносились с сильным нацио -нальным акцентом и кроме матов у него на было даже связующих слов. А к тому же он произносил свою речь с бешенной скоростью, под стать армейском пулемету!

Когда он утром приходил в казарму, где ночевали мы в одном кубрике, а его собственные штатные солдаты в другом, то картина ежедневно повторялась как в «Дне сурка».

Мы были уже на ногах, провели утреннюю зарядку и закончи -ли утренний моцион, состоящий из посещения туалета и умывания.

Его же бойцы находились в постелях.

Капитан Мухамадиев залетал в казарму, тут же начинался страшный крик, в котором иногда узнавались некоторые знакомые всем маты, а чаще, вообще, просто неразборчивый, не членораз -дельный крик. Но как ни странно, всем нам был понятен смысл его истерики: он пришёл пожелать доброго утра своим солдатам. При этом добром пожелании в солдат, лежащих в своих кроватях,

летели сапоги, табуретки, летели смачные пинки сапогом снизу по панцирной сетке, разбрасывалась форма солдат по кубрику. Бойцы вылетали из казармы на улицу в одних трусах, босые, и, убегая от своего командира, сразу совершая и зарядку, и пробежку, и, убежав и спрятавшись в туалете, справляли там свою утреннюю нужду, по пути перекуривая.

При этом обиженных на капитана не было. Некоторые, кто «пой -мал» на себя летящую табуретку или получил хорошего пинка снизу почёсывали ушибленные места. Они бурчали в адрес своего командира такие же «родные слова», что сами от него только что прослушали. А в основном стоял при этом дикий «ржач».

Такая картина длилась минут пять.

Мы получали от неё истинное наслаждение, потому что уже знали заранее ход событий, совершенно спокойно, как будто ниче -го с утра не было, в образе добродушного отца, любящего своих детей, проводил командир утренний осмотр: внимательно всех оглядывал, делал замечания по внешнему виду, выслушивал просьбы и так далее, но состав речи при этом у него не менялся, менялись только интонации.

Второй приставленный к нам офицер был старший лейтенант из «пиджаков», как называют в армии офицеров, добровольно, после окончания ВУЗа, решившего идти на кадровую службу в армию. Он был никакой… Ни выправки, ни голоса, ни знаний, ни умений. Единственное, чем он запомнился – он был выпускником нашего института, химико – технологического факультета.

Так вот в полевых работах они нами должны были командо -вать, но судьба распорядилась несколько иначе.

Полковник Шкумат дает указание капитану: – Командуйте погрузку в машины. Будем выдвигаться к месту полевого лагеря!

А сам отошел в сторону, он же наблюдатель.

Капитан Мухамадиев вышел перед строем и выдал короткую, стройную, зычную тираду, состоящую из нескольких сочных матов.

Каких – то обще обиходных слов он не применил, как – то обошел -ся без них, но всем стало ясно, что от нас требуется немедленная посадка в кузова машин, во время движения вставать, перемещать- ся по борту машины, а также выглядывать из – под тентов, запреще- но.

Последний произнесённый им звук все поняли однозначно, как команду выполнять изложенный им приказ, и бегом кинулись к машинам.

Вся процедура потребовала времени не более трех минут!

На подлёте к машинам нас остановила громкая команда полковника:

– Отставить выполнение! Капитан, ко мне!

Такого Шкумата мы ещё никогда не видели.

Не совладав с собой, он начал отчитывать капитана на глазах у нас, его подчинённых.

– Это что такое было с Вашей стороны? Это Вы называете приказом? Я привёз Вам взрослых людей, почти инженеров, будущих офицеров Советской Армии, чтобы они научились командовать людьми, а Вы кроме матов не знаете ни одного рус -ского слова?! Я запрещаю Вам пользоваться ненормативным языком при общении со студентами, потому что они дети мои!

– Повторить команду! И если Вы снова будете материться, то я Вас накажу!

На капитана было больно смотреть!

Нет, не потому, что его отругал полковник у всех на глазах и не потому, что пригрозил наказанием, армия есть армия…

Больно было смотреть, как капитан из огромного словаря русского языка пытался выудить и подобрать необходимые ему три десятка слов, чтобы связанно и без нецензурщины отдать команду на посадку по машинам и отправку этих машин.

Приказ свой Мухамадиев формулировал около пятнадцати минут.

Шкумат дал нему вторую попытку.

Вторая попытка была не на много успешнее.

После третьей полковник сжалился, скорее всего над нами, и разрешил выполнение отданного приказа.

Десять дней жизни, проведённых с нами в полевых условиях для капитана, были самыми молчаливыми в жизни, я так думаю. Он старался отдалиться от контакта с нами, чтобы не ввязываться в разговор или чтобы не отвечать на наши вопросы.

На самом же деле десять дней полевых занятий были самыми интересными в нашей военной практике.