Кому на Руси жить хорошо

Не очень! нам молчанка-то

Досталась солоней! —

Сказал соседней волости

Крестьянин, с сеном ехавший

(Нужда пристигла крайняя,

Скосил – и на базар!). —

Решила наша барыня

Гертруда Александровна,

Кто скажет слово крепкое,

Того нещадно драть.

И драли же! покудова

Не перестали лаяться.

А мужику не лаяться —

Едино что молчать.

Намаялись! уж подлинно

Отпраздновали волю мы,

Как праздник: так ругалися,

Что поп Иван обиделся

За звоны колокольные,

Гудевшие в тот день».

Такие сказы чудные

Посыпались… и диво ли?

Ходить далёко за словом

Не надо – всё прописано

На собственной спине.

«У нас была оказия, —

Сказал детина с черными

Большими бакенбардами, —

Так нет ее чудней».

(На малом шляпа круглая,

С значком, жилетка красная,

С десятком светлых пуговиц,

Посконные штаны

И лапти: малый смахивал

На дерево, с которого

Кору подпасок крохотный

Всю снизу ободрал.

А выше – ни царапины,

В вершине не побрезгует

Ворона свить гнездо.)

– «Так что же, брат, рассказывай!»

– «Дай прежде покурю!»

Покамест он покуривал,

У Власа наши странники

Спросили: «Что за гусь?»

– «Так, подбегало-мученик[13],

Приписан к нашей волости,

Барона Синегузина[14]

Дворовый человек,

Викентий Александрович.

С запяток в хлебопашество

Прыгнул! За ним осталася

И кличка: «Выездной».

Здоров, а ноги слабые,

Дрожат; его-то барыня

В карете цугом ездила

Четверкой по грибы…

Расскажет он! послушайте!

Такая память знатная,

Должно быть (кончил староста),

Сорочьи яйца ел»[15].

Поправив шляпу круглую,

Викентий Александрович

К рассказу приступил.

Про холопа примерного – Якова Верного

Был господин невысокого рода,

Он деревнишку на взятки купил,

Жил в ней безвыездно тридцать три года,

Вольничал, бражничал, горькую пил.

Жадный, скупой, не дружился с дворянами,

Только к сестрице езжал на чаек;

Даже с родными, не только с крестьянами,

Был господин Поливанов жесток;

Дочь повенчав, муженька благоверного

Высек – обоих прогнал нагишом,

В зубы холопа примерного,

Якова верного,

Походя дул каблуком.

Люди холопского звания —

Сущие псы иногда:

Чем тяжелей наказания,

Тем им милей господа.

Яков таким объявился из младости,

Только и было у Якова радости:

Барина холить, беречь, ублажать

Да племяша-малолетка качать.

Так они оба до старости дожили.

Стали у барина ножки хиреть,

Ездил лечиться, да ноги не ожили…

Полно кутить, баловаться и петь!

Очи-то ясные,

Щеки-то красные,

Пухлые руки как сахар белы,

Да на ногах – кандалы!

Смирно помещик лежит под халатом,

Горькую долю клянет,

Яков при барине: другом и братом

Верного Якова барин зовет.

Зиму и лето вдвоем коротали,

В карточки больше играли они,

Скуку рассеять к сестрице езжали

Верст за двенадцать в хорошие дни.

Вынесет сам его Яков, уложит,

Сам на долгушке свезет до сестры,

Сам до старушки добраться поможет,

Так они жили ладком – до поры…

Вырос племянничек Якова, Гриша,

Барину в ноги: «Жениться хочу!»

– «Кто же невеста?» – «Невеста – Ариша».

Барин ответствует: «В гроб вколочу!»

Думал он сам, на Аришу-то глядя:

«Только бы ноги Господь воротил!»

Как ни просил за племянника дядя,

Барин соперника в рекруты сбыл.

Крепко обидел холопа примерного,

Якова верного,

Барин, – холоп задурил!

Мертвую запил… Неловко без Якова,

Кто ни послужит – дурак, негодяй!

Злость-то давно накипела у всякого,

Благо есть случай: груби, вымещай!

Барин то просит, то пёсски ругается,

Так две недели прошли.

Вдруг его верный холоп возвращается…

Первое дело – поклон до земли.

Жаль ему, видишь ты, стало безногого:

Кто-де сумеет его соблюсти?

«Не поминай только дела жестокого;

Буду свой крест до могилы нести!»

Снова помещик лежит под халатом,

Снова у ног его Яков сидит,

Снова помещик зовет его братом.

«Что ты нахмурился, Яша?» – «Мутит!»

Много грибов нанизали на нитки,

В карты сыграли, чайку напились,

Ссыпали вишни, малину в напитки

И поразвлечься к сестре собрались.

Курит помещик, лежит беззаботно,

Ясному солнышку, зелени рад.

Яков угрюм, говорит неохотно,

Вожжи у Якова дрожмя дрожат,

Крестится. «Чур меня, сила нечистая! —

Шепчет, – рассыпься!» (мутил его враг).

Едут… Направо трущоба лесистая,

Имя ей исстари: Чертов овраг;

Яков свернул и поехал оврагом,

Барин опешил: «Куда ж ты, куда?»

Яков ни слова. Проехали шагом

Несколько верст; не дорога – беда!

Ямы, валежник; бегут по оврагу

Вешние воды, деревья шумят…

Стали лошадки – и дальше ни шагу,

Сосны стеной перед ними торчат.

Яков, не глядя на барина бедного,

Начал коней отпрягать,

Верного Яшу, дрожащего, бледного,

Начал помещик тогда умолять.

Выслушал Яков посулы – и грубо,

Зло засмеялся: «Нашел душегуба!

Стану я руки убийством марать,

Нет, не тебе умирать!»

Яков на сосну высокую прянул,

Вожжи в вершине ее укрепил,

Перекрестился, на солнышко глянул,

Голову в петлю – и ноги спустил!..

Экие страсти Господни! висит

Яков над барином, мерно качается.

Мечется барин, рыдает, кричит,

Эхо одно откликается!

Вытянув голову, голос напряг

Барин – напрасные крики!

В саван окутался Чертов овраг,

Ночью там росы велики,

Зги не видать! только совы снуют,

Оземь ширяясь крылами,

Слышно, как лошади листья жуют,

Тихо звеня бубенцами.

Словно чугунка подходит – горят

Чьи-то два круглые, яркие ока;

Птицы какие-то с шумом летят,

Слышно, посели они недалёко.

Ворон над Яковом каркнул один.

Чу! их слетелось до сотни!